Институт, основанный лишь в 1921 году, ютящийся на окраине в тесном помещении, дает рабочему классу научное оружие, — оружие борьбы с тэйлоризмом и фордизмом.
Для Тэйлора и Форда рабочий — это винтик, придаток к машине. Человек-рабочий для них не существует. Возможно больший результат наикратчайшим и наибыстрейшим путем — вот их метод работы. Для этого хищнически расходуется рабочая сила, темп работы человека должен равняться по любому темпу машины, догонять ее; всякое непосредственно-нужное движение исключается, рабочий день, таким образом, уплотняется до предела; никто не считается с тем, что организм рабочего не машина, не дизель. Он должен поспеть за машиной, — за это ему платят. Правда, через 6–8 лет он станет инвалидом, и его нужно будет выбросить на улицу, — но это уже забота государства. По вычислениям Института, требования Тэйлора к среднему рабочему таковы, что они могли бы быть, по справедливости, пред'явлены только к горилле.
Работы Института доказывают, что вся система Тэйлора и Форда покоится на ложной основе. Они инженеры, а не физиологи, они отлично знают, как работает машина, но не интересуются тем, как работает человек. Нужно достигать максимальных результатов не «кратчайшим», как требовал Тэйлор, а «удобнейшим» путем, удобнейшим для человеческого тела. Как все написанное можно разложить на буквы алфавита, так самый сложный трудовой процесс поддается разложению на простейшие движения, которых существует в природе всего 30–40. Из этих-то простейших элементов и должен быть рационально составлен каждый трудовой процесс. Но это не значит, что можно, как делал Тэйлор, изгонять все «лишние» движения, ибо они бывают необходимы, на них отдыхает и восстанавливается мускульная сила; это не значит, что можно повышать темп работы человека до темпа работы машины. Институт добился того, что сумел в цифрах показать предел интенсивности человеческого труда в каждой отрасли производства, тот предел, за которым наступает переутомление, а с ним хищническое расходование сил рабочего.
Борьба с утомляемостью — самый сложный из вопросов анатомии и физиологии труда. Обывательский взгляд на «тяжелую работу» Институту пришлось пересмотреть в корне. Швея иногда делает более тяжелую работу, чем грузчик. Сиденье в согнутом положении, как и всякая статическая работа, напр., неподвижное держание тяжестей, заставляет ее расходовать больше энергии, чем расходует грузчик, равномерно напрягающий и упражняющий все тело. Именно поэтому перерывы для отдыха вовсе не должны проходить в полном покое. Было сделано такое наблюдение: на одной фабрике, где работали женщины, им во время перерывов предоставлялись для отдыха качалки. Качалки пустовали. На другой фабрике была устроена небольшая «танцулька». Она была набита битком. И не потому, что работницам было так весело, а потому, что рабочий на современной фабрике делает изнуряющие своим однообразием и своей односторонностью движения, и лучший для него отдых — делать иные движения, более разнообразные, упражнять другие мускулы, а не сидеть неподвижно в кресле. Один из лучших способов такого отдыха, конечно, спорт. Капиталисты часто говорили: «Если у рабочего есть силы и охота заниматься спортом, значит он не устает в мастерской». Как раз напротив: потребность в упражнении всего тела тем сильнее, чем больше устает рабочий на фабрике.
Исследования Института, естественно, приводят и к вопросу о рабочем дне, о «физиологическом рабочем времени». По целому ряду профессий Институт считает физиологическим максимумом 4-часовой рабочий день. Но провести это в жизнь зависит уже не от исследований ученых, а от победоносной борьбы рабочего класса.