Трое на трое. Хаотичное метание в порослях кустов, перебежки от подъезда к подъезду, засады. Очень условное соблюдение правила «До первой крови» – после пары забегов сквозь шиповник становилось неясно, где первая, а где вторая. В сумасшедшем детском азарте все мы бежали сломя голову, кубарем падали, поднимались, и мчались дальше, ни мало не заботясь о правилах. Лишь загоняя жертву в угол, не давая шанс ускользнуть, мы добивались безоговорочной капитуляции.
Исполкомовских осталось двое. Спустя пару минут выбыл Стас, прихватив с собою метким выстрелом Витька. Размена ферзями, как говорят шахматисты.
Охота началась! Мы с Ромкой, уверенные в скорой победе, уже не осторожничая, выслеживаем последнего врага. Шуршание кустов – совсем рядом, меж ветвей мелькает фигура. Опрометью бросившись следом, я ныряю в растительность, надеясь перехватить незадачливого героя. Суматошное мелькание листвы перед глазами, хлёсткие удары ветвей и вдруг я вываливаюсь на асфальт перед вторым подъездом аккурат меж Ромиком и несчастным Гришкой, у которого в глазах читается выражение забитого пса. Немая сцена длится кратчайший миг. Я вскидываю рогатку с заряженным «галчонком», целясь в жертву,… но неожиданно очень больно получаю сзади хороший заряд из толстой проволоки по шее. Гриша не растерявшись, стреляет в ответ и словно заправский художник чётким росчерком пера оканчивает сегодняшнюю батальную сцену в свою пользу. Ромик побит точным выстрелом в грудь.
Радостные выкрики Исполкомовских звучным эхом гуляли по двору. Мы уныло плелись к остальным. В душе у меня зрела обида, горькая, густая и липкая как смола. Ромка лишь невнятно бормотал оправдания о кривизне полёта пульки, моего неудачного появления в самый неподходящий момент, упрямом ветре, прочей чепухе. Я молчал, но чувствовал накатывающую злость. Злость на себя, на него, на ветер, на весь дурацкий мир. Но молчал, держался. Переваривал, кипел…
Подойдя к ребятам, я не выдержал:
– По своим бьют только предатели!
Мои слова словно пощёчина – не столько больно, сколько обидно. Ромик удивлённо оглянулся на окруживших нас друзей, ища в их глазах поддержку.
– Ты сам выскочил не вовремя! – встал он в позу, когда понял, что не дождётся ожидаемого сочувствия. Все неловко отводили глаза.
– У тебя все виноваты! – меня понесло. Вся лавина гнева, клокочущая в груди, обрушилась на него. – Кривые пульки, ветер, друзья!!! Всё не вовремя! Всё некстати! Дурак криворукий!!! Предатель!
– Сам такой!!! – покраснев, крикнул он. – Дятел комнатный!!!
– Мальчишки… хватит ругаться… – почти плача встала между нами Лена. – В следующий раз победите этих жуликов. Вы же друзья!
Но я уже разошёлся вовсю, ору ругательства и оскорбления. Ромка, не отступаясь, вторит мне такие же обидные слова. Всё бы ничего, но я вдруг замечаю, что все потихоньку становятся на защиту Ромы, пытаясь урезонить меня и отвести в сторону. Лица уныло вытягиваются, недовольно упрекают в несправедливости…
Продолжая бушевать, я нервно тереблю в кармане последний «галчонок»… увесистый, бронебойный…
– Предатель!!! – вскрикиваю я и в порыве злости растягиваю рогатку. Мигом позже медный снаряд уже летит в Ромкину сторону. Он взвивается от боли, и я вижу на его лице под правым глазом красные брызги вместо слёз.
– Дурак! – кричит мне Лена. Илюша выталкивает меня из круга. Грубо, не церемонясь.
– Сам ты – предатель! Вали отсюда!
Неожиданный поворот событий ставит меня в тупик. Я не понимаю происходящего. Вижу лишь спины близких мне людей – все отворачиваются и не спеша уходят. Ленка заботливо прижимает подорожник к Ромкиной щеке.
Целую неделю я не показывался из дома, пребывая в гордом заточении страдальца за истину, наивно ожидая раскаяния друзей.
Но я так и не узнал, чем окончилась вся эта история. Тот день был последним, когда я видел ребят. В конце недели мы переехали на новую квартиру, в пригороде, которую отец получил спустя несколько лет очереди на жилплощадь. Родители не говорили до последнего про грядущее событие, видимо, боясь спугнуть заветное счастье лишними словами. До того мы вдевятером бытовались в двухкомнатной квартирке. Бабушка, тётка с сыном, дядька, отец, мать, брат, сестра и я.
Уже привычные глазу домофоны преграждают путь каждому незнакомцу в каждом подъезде почти каждого дома. Ещё недавно это чудо техники было в диковинку, во времена же нашего детства о таких вещах вовсе не мыслили. Стоя около высокотехнологичного привратника, я ждал, когда кто-нибудь выйдет из парадной, так как совершенно не помнил номер квартиры. Был будний день, поэтому праздно-гуляющих граждан встречалось мало. Пока я пытался сосчитать по расположению квартир в подъезде нужную мне, подошла миловидная девушка и невинно улыбнувшись, открыла дверь.