На берегу принесли жертвы Зевсу, Афине и Гераклу[29], после чего царь отправился в Трою, в храм Афины, и посвятил богине свое оружие. А взамен забрал из сокровищницы храма ахейский щит, тем самым препоручив свою жизнь покровительству Афины. Возложив дары на курганы Ахилла и Патрокла, Александр покинул Трою и отправился к войску, ожидавшему его под Абидосом. Так начался знаменитый Персидский поход.
Эта «прелюдия» к боевым действиям была необходима по нескольким причинам. Прежде всего, царь, с детства грезивший подвигами гомеровских героев, желал ощутить себя причастным их славе. Уважение к греческим святыням должно было показать союзникам, что войском командует истинный эллин, а никак не македонский варвар. И еще одна причина, прагматическая: от царя ждали жертвоприношений перед походом. Традиция требовала, чтобы полководец жертвами умилостивил богов и получил тем самым «божественный карт-бланш» на свои дальнейшие действия. Александр не мог обмануть этих ожиданий. Мало того — он принес искупительную жертву легендарному троянскому царю Приаму, дабы последний даровал посмертное прощение своему убийце Неоптолему, сыну Ахилла и, следовательно, предку Александра.
Многочисленные знамения сулили предприятию благополучный исход. Между тем, если отвлечься от знамений, текущее положение дел внушало серьезные опасения.
Начнем с того, что у Александра не было крепкого тыла. Да, он разгромил и покорил соседей — трибаллов и иллирийцев, восставших после смерти Филиппа; да, совершив стремительный марш-бросок и преодолев за две недели около 500 километров (с пехотой!), захватил и сровнял с землей чрезмерно вольнолюбивые Фивы — в назидание остальным греческим полисам; да, он произвел «зачистку» среди македонской аристократии, устранив всех возможных претендентов на трон. Однако взамен прежних проблем и противоречий тут же возникли новые.
Наместником в Македонии оставался Антипатр, один из приближенных Филиппа, опытный полководец и искусный дипломат; в его распоряжении оставили войско, составлявшее, как сообщает Диодор, 12 000 пехоты и около 1500 всадников[30]; сюда следует приплюсовать и македонские гарнизоны в стратегических пунктах Эллады — Акрокоринфе, Халкидике, на Эвбее, в фиванской Кадмее. При этом Антипатру вменялось в обязанность не только управлять Македонией и отражать возможные набеги фракийцев и иллирийцев, но и по возможности усмирять и принуждать к повиновению несговорчивых, неугомонных, так и норовивших взбунтоваться эллинов.
«Противовесом» наместнику выступала царица-мать Олимпиада, женщина с мужским характером. Антипатра она невзлюбила еще при жизни своего мужа Филиппа, а когда Александр оставил Македонию не ей, а «Филиппову прихвостню», эта нелюбовь очень быстро переросла в неприкрытую ненависть. В итоге у македонян появилось два двора — двор наместника и двор царицы (последний представлял собой нечто наподобие папского престола в Итальянском королевстве). Олимпиада непрестанно вмешивалась в государственные дела; поскольку же Антипатр мудро соглашался со всеми ее предложениями, но поступал всякий раз по-своему, царица всячески пыталась очернить его перед сыном. (Впрочем, Александр слишком хорошо знал свою мать: некоторое время спустя он запретил царице вмешиваться в дела Антипатра. Это произошло в 331 году; оскорбленная Олимпиада уехала на родину, в Эпир, откуда вытеснила собственную дочь Клеопатру, бежавшую под защиту Антипатра). Словом, Македония без Александра стала напоминать погрязший в интригах средневековый европейский двор.
Впрочем, на интриги можно было, по большому счету, не обращать внимания, а вот оскудение казны требовало немедленных действий. «Чтобы выиграть войну, нужны три вещи. Первая — деньги. Вторая — деньги. И третья — тоже деньги». В начале правления юного царя в казне было не более 60 талантов (на эти деньги можно было, например, купить всего 170–180 лошадей), а долги Филиппа составляли не менее 500 талантов — что весьма удивительно, учитывая его экономическую политику: Филипп ввел единую монетную систему; вдобавок, в его распоряжении были фракийские рудники, исправно приносившие золото. Так или иначе, Александру пришлось занимать средства, чтобы снарядить армию и собрать корабли для переправы через Геллеспонт. Причем средства он занимал под залог так называемых «царских земель», освобождая новых владельцев от налогов — и тем самым лишая Антипатра «официальных» источников пополнения бюджета. По рассказу Арриана, сумма займа составила 800 талантов; Антипатру же осталось около 70. Царь, безусловно, рассчитывал на богатую добычу, которую сумеет захватить в Персии (эта уверенность в собственных силах, зачастую перераставшая в самоуверенность, — одна из основных черт характера Александра), и потому с необыкновенной легкостью тратил последние таланты на подготовку к походу; кроме того, он, по свидетельству Плутарха, раздарил все свое имущество: на вопрос, что же он оставляет себе, царь ответил — «Надежды». Безденежье — одна из главных причин того, что Александр не стал медлить с выступлением в поход. Упущенное время означало усиление притока в Грецию персидского золота и, как следствие, нарастание антимакедонских настроений в полисах — в первую очередь, а Афинах, где по-прежнему пользовался влиянием ярый противник Филиппа и Александра оратор Демосфен, и в Спарте, традиционных «индикаторах» общегреческого настроения. А при пустой казне подавить восстание, грозившее стать панэллинским, было бы чрезвычайно сложно.
29
Геракл был предком Александра по отцу. Легендарная генеалогия возводила происхождение Аргеадов к правнуку Геракла Темену, осевшему в Аргосе.
30
Вероятнее всего, цифры слегка завышены. Но даже если Диодор не преувеличивает, следует помнить, что наиболее боеспособная часть армии ушла с царем, Антипатру же достались новобранцы и «резервисты».