Самоутвердиться представлялось возможным лишь на некоей сторонней, «девственной» территории, не успевшей проникнуться Филипповым духом. И Малая Азия вполне подошла на эту роль: Александр — победитель персов, Александр освободитель наконец-то обрел здесь собственную ойкумену, в которой у него не было соперников.
Местом сбора войска был назначен Гордий — древняя столица Фригии: туда должен был подойти и Парменион с обозом и осадными машинами, и подкрепление из Македонии, которое поручили привести Птолемею, сыну Селевка, и Кену (по сообщению Арриана, численность пополнения составила 3000 пехотинцев и 650 всадников). Александр по дороге от побережья к Гордию — что называется, мимоходом — покорил племя писидийцев, известное тем, что не подчинялось даже персидскому царю.
В Гордии родилась одна из наиболее популярных легенд об Александре. В городской крепости хранилась древняя царская колесница, поводья которой были завязаны столь хитроумно, что развязать их попросту не представлялось возможным. А пророчество гласило, что тот, кому все-таки удастся это сделать, станет владыкой Фригии. Александр, разумеется, захотел развязать узел — чтобы лишний раз подчеркнуть свое право на владение малоазийскими землями. Далее легенда «разветвляется»: согласно норному варианту, Александр просто вынул заклепку из хомута; согласно второму, куда более драматическому, театрализованному — разрубил непокорный узел мечом. Второй вариант легенды принадлежит Каллисфену, и у Каллисфена же древнее предание приобрело «вселенский размах»: оказывается, пророчество относилось не к Фригии, а ко всей Азии, и Александр, развязав Гордиев узел, стал тем самым «обетованным владыкой» территорий, уже покоренных и тех, какие еще предстояло покорить.
Между тем из Греции приходили тревожные вести: Мемнон, «злой гений» Александра, пользуясь преимуществом на море, захватил острова Кос и Хиос и подчинил себе все города на Лесбосе, кроме Митилены. Персидское золото привлекало к Мемнону наемников; начались волнения на Кикладских островах; Спарта вступила в переговоры с персами. По донесениям из Эллады, Мемнон готовился к морскому набегу на греческое побережье. Высадка десанта почти наверняка привела бы к антимакедонскому восстанию в крупнейших полисах, поэтому допускать подобное развитие событий было никак нельзя. И Александр послал 600 талантов — на укрепление береговой обороны — Антипатру[41]. Кроме того, к Геллеспонту отправили двух навархов (флотоводцев), Гегелоха и Амфотера; имея в распоряжении сумму в 350 талантов, они должны были заново создать македонский флот.
При Филиппе флот македонян был небольшим и осуществлял разве что корсарские операции на коммуникациях противника, прежде всего афинян — грабил афинские колонии на островах Эгейского архипелага и препятствовал торговле; морских сражений не было, если не считать захвата одной из священных афинских триер. А когда сражение все-таки состоялось — под Визáнтием, флот Филиппа был разгромлен. Александр поначалу использовал флот — не македонский, а союзный — исключительно как транспортное средство для переправы через Геллеспонт: в тот момент у него насчитывалось до 160 кораблей. Позднее флот приступил и к боевым действиям — при осаде Милета триеры Александра заблокировали вход в гавань. Правда, после взятия Милета флот был распущен; царь оставил при себе лишь несколько кораблей (и среди них аттические — как заложников доброй воли афинян). Этот поступок Александра античные авторы объясняли желанием укрепить боевой дух своей армии — ведь теперь отступление было невозможно; впрочем, истинная причина, скорее всего, была куда более прозаической — дороговизна содержания[42] и недоверие к союзникам. А обстоятельства в лице Мемнона вынудили царя ускорить создание собственно македонского флота.
Гегелох и Амфотер действовали весьма ретиво. Они заложили на верфях новые корабли и одновременно устроили экспроприацию в Геллеспонте, конфискуя именем Александра торговые суда, которые шли в Эгейское море с Понта Эвксинского. Эта экспроприация, вполне естественно, вызвала негодование греков — ведь Александр открыто нарушал положения Коринфского договора, гарантировавшего свободу мореплавания. Афины даже пригрозили отправить к Геллеспонту сто своих триер, если царь не образумится. Угроза возымела действие: принудительный набор был прекращен. Но и того количества кораблей, которое успели набрать и построить Гегелох с Амфотером, оказалось достаточно для начала морской войны. Гегелох с основной частью флота двинулся освобождать острова, Амфотер же остался у Геллеспонта, дабы обезопасить проливы от персов и пиратов, бесчинствовавших у побережья Малой Азии.
41
Здесь уместно вспомнить, что перед походом в казне насчитывалось всего 80 талантов, а царский долг превосходил эту сумму во много раз. Покорение Малой Азии принесло македонянам богатую добычу (в том числе и за счет налогов), значительную часть которой Александр израсходовал па войну с Мемноном.
42
Македонский военный флот состоял преимущественно из триер, на борту каждой из которых находилось до 200 человек (из них 170 — гребцы). Содержание одной триеры обходилось ежегодно в один талант; при флоте в 150 кораблей получаем сумму, намного превосходящую тот «стратегический запас», который Александр оставил Антипатру.