Пространство природы хаотично, поскольку стихийно. Человек своей деятельностью упорядочивает этот хаос, преобразует его в антропоцентрическое пространство — иначе говоря, в структуру, которая предполагает наличие энного числа элементов, «кирпичиков». В антропоцентрическом, антропическом пространстве такими кирпичиками выступают человеческие поселения. Для Александра все завоеванные им территории, все земли, «покоренные копьем», были владениями хаоса, лишенными какой бы то пи было упорядоченности, — ведь в них не было ничего, что принадлежало бы лично ему. И, чтобы зафиксировать свою власть, «пометить» и упорядочить (в структурном и приземленно-политическом значениях слова) захваченные территории, македонский царь начинает основывать города, называя каждый собственным именем… Первый опыт получился не слишком удачным — Александрия Исская, нынешняя Александретта, не выдержала торговой конкуренции с Милетом и Сидоном. Зато вторая Александрия, Египетская, стала истинным «кирпичиком» новой структуры, средоточием торговых и информационных коммуникаций Средиземноморской империи. С позиций большой стратегии столица империи рано или поздно должна переместиться к новым рубежам, чтобы первой пропустить через себя, освоить и воспринять «знаки грядущего»[53]; Александрия Египетская со временем превратилась в подлинную столицу эллинизма, но это произошло уже после Александра.
Местоположение города выбиралось с тем расчетом, чтобы составить реальную торговую конкуренцию Тиру. Александрию, план которой, по легенде, начертил сам царь — мукой или ячменными зернами на песке, предстояло возвести в устье Нила, близ Фаросского залива, то есть на стыке речных и морских торговых путей. Она замыкала собой береговую линию империи, включавшую отныне все восточное Средиземноморье, от Афин через Пеллу, остров Тенедос и «помилованные», признанные «своими» Милет и Сидон; впору было говорить о том, что эта часть Средиземного моря стала внутренним «имперским» морем.
Пока царь закладывал новый город, в Египет прибыл македонский наварх Гегелох. Он сообщил Александру о вторичном освобождении островов Эгейского архипелага — Тенедоса, Хиоса, Лесбоса, Коса — и подчинении Кипра. Персидский флот, полностью отрезанный от материковых и островных баз, прекратил свое существование. Донесения других военачальников вызывали тревогу. В Ликию, где оставался Антигон, вторглись остатки персидского войска, разгромленного при Иссе. В Элладе Антипатру приходилось разрываться надвое: когда он выступил против отпавшего от Александра наместника Фракии Мемнона, стало известно о восстании спартанцев под началом царя Агиса. Диодор говорит, что Антипатр «кое-как закончив войну во Фракии, со всем войском направился в Пелопоннес». Александр, со своей стороны, отправил в Грецию наварха Амфотера со 120 кораблями — для помощи тем полисам, которые оставались верны Коринфскому союзу (а таких было большинство, даже Афины заняли выжидательную позицию; восстание затронуло только Пелопоннес — Лакедемон, Ахайю, Элиду и Аркадию).
Все эти события означали одно: требовалось как можно скорее покончить с Персидским царством, которое, уже, казалось бы, сломленное, неожиданно «показало зубы». И весной 331 года Александр двинулся из Мемфиса той же дорогой, какой пришел в Египет. В Финикии он узнал о бунте в Сирии, покарал зачинщиков, произвел несколько государственных назначений (в частности, поручил сокровища, захваченные во время похода, заботам Гарпала, своего друга детства), отправил Пармениона с авангардом наводить переправу на Евфрате и выступил следом с остальной армией.
Парменион столкнулся с отрядом сатрапа Киликии Мазея численностью 6000 человек (3000 конницы и столько же пехоты), из-за чего возникла задержка с наведением мостов. Но при приближении Александра, который достиг Евфрата за одиннадцать переходов, Мазей бежал, предварительно опустошив окрестные земли (забавно, что теперь персы использовали ту самую тактику родосца Мемнона, которую отвергли когда-то перед Граником). Отступил и второй отряд в 1000 человек под командованием сатрапа Лидии Атропата.
Александр пересек Евфрат и, вместо того чтобы повернуть к Вавилону, повел армию через плодородные земли северной Месопотамии, где было вдоволь продовольствия. На четвертые сутки после переправы македоняне подошли к Тигру. Заградительный отряд персов, под командой все того же Мазея, не принял боя, и македонская армия беспрепятственно форсировала Тигр. В последующие два дня, когда армии был предоставлен отдых, произошло солнечное затмение, благодаря чему возможно с точностью до месяца датировать сражение при Гавгамелах (сентябрь 331 г. до н. э.).
53
Наиболее близкие для нас примеры подобного перемещения — перенос Петром I российской столицы из Москвы в Санкт-Петербург, благодаря чему Россия оказалась в «европейском контексте», и обратный перенос 1918 году, фактически отгородивший страну «железным занавесом».