Южноиталийцы не спасовали перед вмешательством небес и бежали, а их знаменитый предводитель Стений Статилий попал в плен. Сразу после этого ряд греческих городов Бруттия — в частности, Регий и Локры — приняли римские гарнизоны. Вне пределов влияния Рима оставался только «каблук» италийского сапога.
Решив не затягивать с «тарентским вопросом», римляне совершили провокацию, ставшую прелюдией к походу Пирра.
В начале 281 г, когда в Таренте праздновали Великие Дионисии[55], римская эскадра, состоявшая из десяти боевых кораблей во главе с Клавдием Корнелием, зашла в гавань Тарента. Уже древние источники не были единодушны при описании этого визита: одни утверждают, что это была своего рода дипломатическая миссия (например, Аппиан), другие — что корабли оказались в Таренте случайно, возможно спасаясь от непогоды (например, Орозий). Знаменитый немецкий ученый Т. Моммзен предположил, что эскадра направлялась в Адриатику, в Сену Галльскую, новую римскую колонию.
В любом случае, даже не имея агрессивных намерений против тарентинцев (да и что могли десять кораблей сделать с одним из крупнейших городов Италии?), римляне демонстрировали свою силу и нежелание придерживаться соглашения о Лацинском мысе. Акция имела вполне определенный смысл: Таренту указывали его место — среди государств второго, если не третьего плана. Договор расторгался де-факто, без всяких предварительных переговоров и предупреждений.
Не следует ссылаться при этом на якобы устаревший к тому времени характер соглашения о Лацинском мысе Римляне, подчеркнуто следившие за соблюдением договоров и открыто гордившиеся этим, здесь предлагали тарентинцам простую альтернативу: либо проглотить оскорбление и согласиться на статус неполноправного государства, либо же высказать недовольство и оказаться лицом к лицу с сильнейшей военной машиной Италии.
Реакция тарентинцев на появление римской флотилии была очень бурной. Большая часть тарентинцев собралась в этот момент в том из городских театров, с которого открывался вид па гавань. Они были возбуждены религиозными церемониями и обильными возлияниями в честь Диониса. Увидев римские корабли, толпа бросилась в гавань. Ее возглавил демагог Филохар, один из самых ярых сторонников тарентинского великодержавия. У пришельцев, судя по всему, даже не было времени, чтобы объясниться с вожаками тарентинцев: столь внезапным и яростным оказался штурм.
Впрочем, военные корабли не удалось бы взять простым наскоком невооруженных горожан. Не позволяя волнам нападавших захлестнуть его флотилию с пристани, Клавдий Корнелий отдал приказ выходить в открытое море — но это успели сделать только пять римских судов. Остальные были окружены — и лодками, в которые попрыгали тарентинцы, и кораблями портовой стражи, которые имелись в любом прибрежном городе. Возможно, часть горожан бросилась к боевым триерам и сумела вывести несколько судов из военной гавани. Во всяком случае, развернулось импровизированное морское сражение, во время которого четыре из пяти окруженных римских трирем были потоплены[56], а одна — захвачена. На дно пошла большая часть экипажей, в том числе и римский адмирал. Пленных римлян перебили, оставшихся в живых гребцов обратили в рабство.
Произошедшее было равносильно объявлению войны. Тарентинцы даже перевыполнили ожидания римлян.
Греки не стали ждать римского ответа. Ни о каких извинениях в городском собрании не шло и речи. Напротив, были предприняты два действия, показывающие серьезность воинственных намерений тарентинцев. В Фурии направилось спешно созванное ополчение. Тамошний римский гарнизон не ждал подобной прыти от тарентинских овцеводов и торговцев. Вместо сопротивления до последнего солдата его командиры сдали цитадель в обмен на право свободного выхода.
Оказавшись в Фуриях, тарентинцы жестоко упрекали местных жителей за то, что они, греки, отдались под власть варварского племени. Римские историки сообщают о казни и изгнании знатных фурийцев и о разграблении города, однако последнее известие наверняка является преувеличением. Тарентинцы не могли позволить себе этого, ибо в борьбу против Рима вступили под лозунгом возрождения Великой Греции и не желали оттолкнуть от себя италийских эллиноа
55
Великие Дионисии праздновались в конце февраля (по современному исчислению месяцев), а новый год начинался у греков 1 марта. Таким образом, захват римской эскадры следует датировать на 282, а началом 281 г.
56
Следовательно, тарентинцы наносили удары таранами — то есть все признаки морского боя налицо. Этого не произошло бы в случае, если бы греки просто взяли штурмом пришвартованные к пристани суда.