Римляне попытались нейтрализовать атаку боевых животных. Для этого они использовали галльские колесницы, на которых были установлены железные шесты, заканчивающиеся жаровнями. Римляне полагали, что смогут отпугнуть слонов открытым огнем. Одновременно на колесницы прикрепили нечто вроде «воронов» — подвижных мачт, завершающихся крюком, который можно было опускать вниз. Эти мачты предназначались против башенок на слоновьих спинах: крюк должен был цепляться за них и стягивать вниз[74].
Начался бой схваткой легковооруженных воинов, которая была недолгой, так как римляне тут же атаковали пехотный строй противника. Они хотели одержать победу в центре до того, как Пирр успеет ввести в дело конницу и слонов.
Сражение сразу приобрело ожесточенный характер. Израсходовав пилумы, легионеры мечами сражались против сарисс, раз за разом накатываясь на царскую армию. Щетина эпирских копий наносила множество ран смельчакам, пытавшимся приблизиться к противнику вплотную, однако римляне не обращали на них внимания, словно все хотели уподобиться Дециям.
Пехотные фланги армии Пирра сражались не менее упорно, причем ни луканы, ни самниты, неоднократно битые римлянами в регулярных сражениях, не подавались назад.
Равновесие, поддерживаемое с обеих сторон потоками крови, было нарушено появлением слонов. Пирр не сразу пустил их в бой. Прежде всего он придал им большое количество метателей дротиков и стрелков из лука; рядом со слонами находились также значительные конные отряды. Когда римляне стали выдвигать свои колесницы, эти отряды, вместе с легковооруженными, бросились вперед. По приказу Пирра они перерубали постромки у колесниц, делая те непригодными для боя. После короткой схватки колесницы, даже не успев подобраться к слонам, были либо захвачены, либо обращены в бегство.
Дорога слонам оказалась расчищена. Они, как и при Гераклее, опрокинули попытавшуюся оказать сопротивление конницу, после чего повернули на пехотный строй римлян.
Сражение вступило в решающую фазу. Сам Пирр встал в ряды пехотинцев, и именно на том участке, где он сражался, эпироты наконец начали теснить врага. Теснили противника и слоны. Римлянам боевые животные казались стихийным бедствием: они были неуязвимы для обычного оружия, а многие смельчаки, пытавшиеся подобраться к ним, гибли либо под чудовищного размера ногами, либо от оружия наездников.
Правда, уже при Аускуле нашелся человек, который вошел в историю как первый римлянин, нанесший слону увечье. Это был Гай Нумиций, гастат четвертого легиона, отрубивший мечом хобот у одного из животных. Однако этот подвиг не помог римлянам. Поскольку конница Пирра на флангах также одолела противостоящие ей конные отряды, вся армия Деция и Сульпиция обратилась в бегство.
Безусловная победа Пирра не обернулась тем не менее разгромом римлян Их лагерь находился рядом с полем боя и к тому же был расположен на высотах. Эпирский царь не рискнул направить свои войска, утомленные двухдневным сражением, на их штурм. Возможно, сказалась и рана Пирра, в руку которого уже на исходе схватки вонзился дротик (ранен, кстати, был и Гай Фабриций, командовавший в битве при Аускуле одним из легионов).
Ближе к вечеру эпирскую армию взволновало сообщение о неприятеле, оказавшемся у нее в тылу. Это была одна из иррегулярных банд племени арпанов, которая еще в начале второго дня сражения обошла фронт Пирра и теперь грабила его лагерь.
Пирр отправил несколько подвижных отрядов против арпанов, а сам приказал собрать доспехи врагов и похоронить убитых. После этого его войска покинули поле боя и вернулись в лагерь, уже очищенный от грабителей.
Победа вновь обошлась царю недешево. Иероним Кардийский сообщает, что в записках Пирра была отмечена гибель его 3505 солдат и 6000 римлян. Не мало ли для двухдневного сражения? Но ведь наверняка здесь отмечены потери только среди эпиротов и легионеров. Потери союзников в обеих армиях были, по крайней мере, не меньшими.
А самое главное, у Пирра вновь погибли лучшие солдаты и офицеры. Победы над римлянами давались ему слишком дорогой ценой. Отсюда и фраза, вырвавшаяся у царя: «Еще одна такая победа — и я погиб».
Плутарх, еще более усугубляя ситуацию, говорит: «Погибла большая часть войска, которое он привез с собой, и почти все его приближенные и полководцы, других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было…» Все это является поэтическим преувеличением. У Пирра имелось еще около 15 000 солдат, представлявших собой вполне боеспособный корпус. Во всяком случае, они в течение четырех лет будут успешно действовать в Италии и на Сицилии. Пока что за ним шли отряды южноиталийцев, причем следующие ниже слова Плутарха «пыл его местных союзников остыл» также едва ли соответствуют положению дел. На следующий год они просто-таки умоляли его остаться и продолжить борьбу.
74
Часто подвергают сомнению использование римлянами при Аускуле подобных колесниц. Поскольку устройство мачты с крюком напоминает будущие абордажные мостики на римских кораблях, все это описание считают более поздней фантазией, где смешались старинные легенды и вошедшие в обиход во время I Пунической войны «вороны». Однако III столетие было временем инженерной выдумки, и римляне, знакомые с большими кельтскими колесницами, вполне могли придумать что-нибудь подобное. А уже потом флот Гнея Корнелия Сципиона (морская кампания 260 г.) был снабжен абордажными мостками, схожими с изобретением Деция и Сульпиция.