— День добрый, молодцы, — девица учтиво кивнула.
— День добрый, красавица.
Русичи смущенно отвели глаза, представляя, в каком непотребном виде предстали пред молодицей. Обморочный Колупаев — енто еще куда ни шло. Но обморочный Муромец… жуткое зрелище. Рот открыт, язык, по обыкновению, высунут и буркалы таращит, аки половец, на кол посаженный.
— Гм… — деликатно кашлянул Леший, — не изволите откушать с дороги?
— Ну, коли хозяева радушно настаивают, — развел руками улыбающийся Степан, — не откажемся.
Лесной Владыка кивнул дочери, и та принялась ловко накрывать славный дубовый стол. Добры молодцы тоже засуетились, расставляя по углам избы сдвинутые скамьи.
— Трудные времена для Руси настали, — вздохнул Леший, когда гости уселись за готовый к трапезе стол, — тяжкие. Вражья сила несметная топчет нашу землю.
— Неужто все так плохо? — удивился кузнец. — Нас-то с Ильей не было пару деньков, не более…
— Там, где вы давеча гуляли, и вправду прошло только два дня, — знающе стал пояснять Лесной Владыка, — а здесь, значитца, минул целый месяц!
— Не может быть! — воскликнул Муромец.
— Может, богатырь, еще как может. Вражья сила уже вторглась в глубь Руси, но, встретив яростный отпор, временно отступила и сейчас копит мощь для следующего удара.
— Несправедливо! — стукнул по столу кулаком Колупаев. — Вот скажи, Лесной Владыка, отчего так деется?
— Ну… — Леший расслабленно подался назад. — Не все тут так просто… Да вы ешьте, гости дорогие, не стесняйтесь, а я как смогу объясню. Вы ведь знаете, что была Русь некогда единым государством…
Богатыри дружно кивнули, налегая на ароматные щи.
— Могучее было государство, что и говорить. Все тогда в мире жили: и краинцы, и седорусы, и русичи. Все братьями друг друга считали. Но стали плести козни враги заокиянские, ибо боялись нас сильно и в особенности чудес наших волшебных. А вдруг мы всю эту силушку супротив них обратим?
— Моя бы волюшка, — вставил Муромец, — я бы уж точно обратил…
— Вот-вот! — закивал Лесной Владыка. — Смекнули аспиды, что военной силою нас не одолеть, и стали они плести всевозможные заговоры. Царей подкупать, дровосекам пустые головушки дерьмократией хваленой пудрить, да смуту великую на Руси сеять.
Покончив со щами, богатыри с удовольствием принялись за жареные грибочки.
— Распалась в итоге матушка Русь, — продолжал Леший, — распалась на махонькие враждебные княжества. Возликовали враги заокиянские. Однако кое в чем они все-таки просчитались. В том, что народ-то мы, по сути, единый и рано ли поздно снова объединимся. Вот тут-то и засуетились заокиянские умники и всей силою несметной на Русь поперли.
— Безобразие, понимать! — зычно гаркнул Илья Муромец, блуждающим взглядом ища заветный кувшинчик с крепким медком, ибо когда у богатыря вдруг просыпалось национальное самосознание, его всегда тянуло выпить.
Но вожделенный кувшинчик среди всевозможных яств на столе никак не находился.
Душевное смятение Ильи не осталось незамеченным.
— В ближайшее время никакого меда! — строго заявил Степан. — Или ты запамятовал, что в прошлый раз с тобой было?
— А что в прошлый раз было? — моргнул Муромец, решив прикинуться дурачком, хотя в принципе мог бы шибко не стараться.
— Да Кондратий к тебе приходил, — усмехнулся Колупаев, — такое, братец, так просто не забывается…
Илья густо покраснел, вспоминая навьего богатыря, тюкающего волшебным молотом неуемно поглощающих спиртные напитки русичей. А таких на Руси было не счесть, посему Кондратий никогда не оставался без работы.
Пообедали.
Блаженно вздохнули.
Вот она, радость-то жизни. Вечно куда-то бежишь, суетишься, что-то ищешь, правду доказываешь, справедливость восстанавливаешь, а счастье вот оно. Счастье в тепле, в домашнем уюте, во вкусной еде да прелестной кроткой молодице в углу опрятной избушки.
Да что еще богатырю для счастья надобно?
Ну, может, Горыныч какой средних размеров не особо кровожадный аль Кощей заезжий, хотя вполне хватит и Горыныча, дабы удаль молодецкую потешить. Вот так думал кузнец Степан свет Колупаев, сладко потягиваясь на ладной скамье.
Но, как говорится, отдыху время, делу час.
— Мы ведь, отец, так ентого Емельяна и не сыскали, — с грустью сообщил Колупаев, — а вопросов к нему стало, пожалуй, поболее, чем ранее.
Леший задумчиво кивнул.
— Надо бы нам, Лесной Владыка, в Средиземье каким-нибудь хитрым макаром попасть. Как ты думаешь, твой «скачок» нам в этом деле поможет?
— Енто навряд ли, — покачал головой Леший. — В Средиземье «скачки» еще не проложили, да и будут ли когда проложены, неведомо.
Русичи приуныли, вернее, Степан приуныл, а Муромец такому повороту дел только обрадовался и на радостях слопал огромный малосольный огурец, одиноко плававший в маленькой лохани.
— Однако есть другой путь, — чиркнув огнивом, Лесной Владыка раскурил угасшую трубку. — Через Ерихонские Трубы.
— Что-о-о-о?!! — Муромец аж поперхнулся, бедолага.
А он-то, дурень, надеялся, что их скитания благополучно завершились в уютной избушке Лешего.
Глядя на красного как рак, давящегося кашлем богатыря, Кимка протянула Илье кружевной платочек, дабы тот утер выступившие на глазах слезы.
— Спасибо, — смущенно обронил богатырь, аккуратно сморкаясь в благоухающий травами платок.
Раздраженный Колупаев незаметно пнул Муромца под столом ногой, и Илья поспешно спрятал подарок себе за пазуху.
— Значит, через Ерихонские Трубы, говоришь… — глубокомысленно изрек кузнец. — Может, ты и прав. Но ведь Труб много, как знать, какая из них ведет именно в Средиземье, да и Навьи колобки опять же… Я-то ничего, а вот Муромец их до колик в животе боится…
— Боюсь! — серьезно подтвердил Илья. — Вот их, понимашь, как пить дать боюсь. Ничто меня на Руси не страшит, Змей Горыныч… туфта, Кощеи всякие… да раз плюнуть. Но вот колобки Навьи… прямо умопомрачение какое. Ни за что я к этим Ерихонским Трубам не приближусь и на пушечный выстрел.
— Ну вот тебе на, — возмутился Колупаев. — Приехали! Что ж, если ты не пойдешь, поволоку тебя силой…
Угроза была вполне исполнимой.
Богатырь съежился, поник и снова достал подаренный Кимкой платочек.
— Все эти проблемы, други, разрешимы, — улыбнулся Леший, лукаво наблюдая за храбрыми русичами. — Какая из Труб ведет в Средиземье, я лично вам укажу. Ну а что касается Навьих колобков… то есть у меня одно проверенное средство.
И, встав из-за стола, Леший направился к огромному окованному железом сундуку, что стоял слева от печи.
— Что еще за средство такое? — заинтересовался Степан.
— Да погодите и сами увидите, — рассмеялся Лесной Владыка, копаясь в сундуке. — Где же она запропастилась… Так, волшебная палочка, одеяло-самолет, треух-невидимка… нет, не то… яйцо Кощея Бессмертного…
Муромец сдавленно хихикнул и тут же получил от Степана звонкую затрещину. Леший обернулся.
— В смысле, яйцо Кощея с его душой, — пояснил он, показывая русичам маленькое яичко в крапинку. — Так, валенки-скороходы. Ух ты, да их никак мыши проели! Надо бы всыпать хорошенько Потапу с Ефимкой.
Услышав свои имена, домовенки, которые должны были следить за сохранностью домашнего скарба, проворно шмыгнули под печь.
— Ага! — радостно воскликнул старик. — Нашел! Вот она, родимая.
В руках Лесной Владыка держал самую обыкновенную скалку, какой раскатывают мягкое тесто, когда пекут пирог или душистое печенье.
— Дык это что? Дык это зачем? — сильно забеспокоился Муромец, и бока у него непроизвольно заныли.
— Дык супротив Навьих колобков, — терпеливо пояснил Леший. — Эта скалка особая, заговоренная самим Иваном Тугариным, купеческим сыном, некогда посрамившим навью нечисть. Как ринутся на вас колобки, вы им скалку покажите и погрозите так слегка, приговаривая: «Колобок, колобок, волосатый бок, катись себе впрок, да за порог».