Постоянно подвергающийся анафеме Тевтонский орден был прямо направлен против Польши и Литвы (кстати, почти всю свою историю враждебных нам): столкновения с русскими носили спорадический характер и были, например, куда реже, чем со шведами и датчанами. Тевтонцы часто выступали и союзниками русских, например, в многовековых войнах против татаро-монголов, а к Грюнвальдской битве русские не имели никакого отношения: набившие оскомину по трудам Чивилихина и иже с ним «смоленские полки» в то время были уже давно не русскими, а литовскими. В правление Петра I Бранденбург был нашим союзником (правда, достаточно пассивным). Фридрих II же был всецело занят борьбой против Австрии и Франции (вообще против католического мира) и никогда не помышлял о нападении на Россию.
В свою очередь, за этот долгий период русские дважды нападали на немцев: в Ливонскую войну при Иване Грозном и в Семилетнюю — при Елизавете (оба раза — безрезультатно). С воцарением же Петра III и Екатерины II Пруссия стала постепенно превращаться в главного и наиболее надежного и последовательного союзника России: совместно с Пруссией и в пику Австрии были проведены три раздела Польши (1772, 1793 и 1795 годов). Далее были наполеоновские войны…
После разгрома 1806 года и потери половины своей территории Пруссии пришлось полностью подчиниться Наполеону. Стоит напомнить, что после позорного поражения пруссаков (Фридрих Вильгельм III необдуманно выступил против Франции в одиночку после разгрома австро-русской коалиции под Аустерлицем) Александр попросту продал своих союзников, нарушив «клятву над гробом Фридриха Великого». Потерпев не менее сокрушительное поражение при Фридланде в кампании 1807 года, русские потеряли почти всю армию и панически испугались «неминуемого вторжения» Бонапарта в пределы их собственной империи. Поэтому (хотя Александр I собирался до последнего сражаться в союзе с Пруссией), узнав о фридландском разгроме, перепуганный император России в течение 24 часов (!) в корне поменял всю свою политику и начал подготовку к мирному договору или даже союзу с Францией.
Пруссию, король которой был его старым (и верным) другом, Александр предоставил ее участи. В беседе с князем Куракиным император довольно цинично прокомментировал это решение: «Конечно, Пруссии придется круто, но бывают ситуации, среди которых надо думать преимущественно о самосохранении, о себе и руководиться только одним правилом — благом государства». Пропадет ли при этой внезапной перемене русской политики Пруссия или от нее останется территориальный обрубок — это дело второстепенное. Сравните это с постоянно критикуемыми «беспринципными» политическими правилами Фридриха II и постарайтесь найти хоть одно отличие. Перед подписанием Тильзитского мира Александр так и объяснил все Фридриху Вильгельму, который до последней минуты уповал на своего друга.
Брошенная союзником Пруссия была урезана, оккупирована французскими войсками и находилась на грани гибели. При этом Наполеон заявил, что оставляет на карте Европы Пруссию «только в знак уважения к императору Александру». «Подлый король, подлое правительство, подлая армия, подлый народ, держава, которая всех обманывала и которая не заслуживает права на существование», — заявил он в Тильзите. Не было того унижения, которому не подверглась бы Пруссия со стороны Бонапарта в 1807–1811 годах.
Однако пруссаки (при всем испуге и покорности новым порядкам собственного короля) не сдавались и, стиснув зубы, потихоньку копили силы. Шарнхорст провел свою знаменитую реформу: хотя армия Пруссии по приказу Наполеона не должна была отныне превышать 42 тысяч человек, введение краткосрочной службы позволило накопить до 200 тысяч «обученных резервов», сказавших свое слово в 1813–1815 годах. В 1809 году пруссаки еще раз отчаянно попытались сбросить иго ненавистных французов: гусарский майор Фердинанд фон Шилль с несколькими эскадронами своего полка начал партизанскую войну в надежде, что его поддержит вся Германия. Отряд Шилля был вскоре разбит, сам он погиб в бою, а его товарищи расстреляны прусским военным судом по приказу короля. Тем не менее надежда когда-либо избавиться от ненавистных французов продолжала тлеть.
Прусский контингент силой послали в Русский поход 1812 года, но воевать против русских пруссаки не хотели по принципиальным соображениям и их участие в войне было чисто номинальным — ненавидели они вовсе не русских, а самого Наполеона. Зато при первой возможности, в конце года, командующий прусским корпусом генерал Йорк фон Вартенбург внезапно (когда вся Западная Европа еще и не помышляла об отпадении от пока грозного Наполеона) перешел на сторону русских и в декабре подписал с ними Таурогенскую конвенцию.