— Желание служить вам, учитель, — равнодушно произнес Дарт Вейдер, который, очевидно, с рождения не имел понятия о подобострастии. — И Империи.
— Разумеется, чего же еще, — Палпатин благосклонно улыбнулся; эффект получился потрясающий, не менее, чем от любой другой эмоции. — Но меня окружают те, кто желает служить мне. Ксизор, например…
Император указал на фаллиена.
— Он говорит те же слова, что и ты. И если ты ближе к тому, что осталось от моего сердца, мой мальчик, если я верю тебе больше, чем остальным, то причина совсем не в словах.
— Действия, — высокомерно обронил Ксизор, — говорят лучше слов. Судите о моей верности по тому, что я делаю ради Империи.
— И что именно? — полюбопытствовал Повелитель тьмы, поворачивая к фаллиену глухой шлем. — Суетитесь, бегаете по каким-то таинственным поручениям, которые даете сами себе. Занятное понятие о служении. Страх движет многими, но есть и такие, чье скудное хитроумие ограничивается кошельками. Преступники, воры, создатели личных империй… Вы знакомы с ними, Ксизор. Порой меня изумляет, как они клубятся вокруг вас.
Выступать против Вейдера, даже если тот присутствует в столь несущественной форме, как голограмма, все равно что воевать c жесткой радиацией, которая может содрать плоть с костей. Ксизор нервно сглотнул. Не в первый раз он почувствовал холодное прикосновение к своему горлу. Фаллиен постарался дышать ровнее, и, к его изумлению, воздух послушно набирался в легкие и выходил обратно. Но если бы Повелитель тьмы выпустил на свободу гнев в полной мере, силы воли могло и не хватить. Ксизору приходилось видеть, как высокопоставленные придворные и военные чины хватались за глотки, разевая рты и судорожно глотая воздух, словно дантуин-ские сарганы, выдернутые острогой из воды. Вейдер был слишком умен и осмотрителен, чтобы демонстрировать подобную мощь перед Императором. К чему искушать старика, вынуждая к соревнованию?
— Повелитель Вейдер ошибается, нет у меня таких знакомых…
Ксизор почувствовал, как беспомощно звучат его слова, и замолчал. И, как всегда, задал себе вопросы: сколько известно ситху, сколько он подозревает, сколько собрал доказательств? Глубокое презрение Вейдера к злоумышленникам и заговорщикам вошло в поговорку. Ксизор, правда, считал, что из всего можно извлечь пользу, и новый план построил на отношении Повелителя тьмы к наемникам и преступникам. Вейдер называл их паразитами, от которых следует избавить Галактику, и желательно одним махом. Свою собственную империю фаллиен создал как раз из тех отбросов, к которым с пренебрежением относился Дарт Вейдер. Если ни Император, ни его ближайший помощник не захотят пачкать руки, то он, Ксизор, избавлен от подобных терзаний.
— Я делаю то, что должен, — заговорил фаллиен, не греша против истины.
Тот факт, что он все еще стоял здесь, в личных покоях Императора Палпатина, а не пал жертвой ни хозяина, ни скорого на гнев Вейдера, означал, что дела «Черного солнца» еще не вышли на свет. Надолго ли? Ксизор повернулся к Императору.
— Эту жертву, — солгал он, — я приношу вам. Сами судите.
— Великолепно, — синеватые старческие губы раздвинулись в холодной улыбке. — Если бы вы не представляли для меня некоторую ценность, Ксизор, я бы вызвал вас сюда просто ради… стимулирующего воздействия, которое вы оказываете на Вейдера.
Куда уж дальше… он и так ненавидит меня до желания выпотрошить… Фаллиен покосился на неподвижную черную фигуру. Соперник ничем не ответил. Он вообще не отреагировал.
— Но вы все еще не ответили на мой вопрос, — прошелестел негромкий сухой шепот. — Я позвал вас не без причины. Давайте на некоторое время отложим выяснение, кто больше мне верен, вы или Дарт Вейдер. Вы сказали, что были заняты моими делами…
— Вашими, мой император, и вашей Империи.
— Это одно и то же, — Палпатин откинулся на спинку трона. — Что ж, хорошо. Вы не обсуждаете своих дел ни со мной, ни с Вейдером. Либо вы похвально инициативны, либо безрассудно неосторожны.
Шутливые интонации в его голосе исчезли.
— Сейчас у вас есть шанс убедить меня, что дело в инициативе.
Ксизор знал, что это время наступит. Одно дело уйти и запустить план в действие (что как раз оказалось легче легкого), но совсем другое — вернуться и оправдываться, когда жизнь и смерть зависят от красноречия. И, добавил про себя Темный принц, умелой лжи.
— Ваши владения велики, мой император, и столь же велика опасность, — под пристальными перекрестными взглядами фаллиен чувствовал себя прозрачным, как транспаристил, хотя повелителям Великой силы пока не удавалось заглянуть за щит, за которым укрывался Ксизор. — Ваша власть велика, но ее недостаточно, чтобы получить все, что хотите.
— Не слышу ничего нового, — утомленно пробурчал Палпатин. — Все мои адмиралы хором твердят то же самое. В отличие от Вейдера они, правда, не верят. Они сомневаются в существовании иной силы, отличной от той, которую можно выпустить на свободу, нажав на гашетку. Они сомневаются, даже когда испытывают на себе влияние Великой силы, вышибающей из них дух. Сомнения ослабляют и оглупляют.
Высушенные возрастом пальцы указали на Ксизора; внешне слабые и немощные, они и не думали дрожать.
— — Ты ведь не из тех дураков, не так ли?
Темный Принц отвесил поклон.
— Во мне нет сомнений, мой император.
— Вот почему я все еще слушаю, — ладонь Палпатина вновь легла на подлокотник, пальцы ласкали темное дерево. — Мое терпение таково, что я даже своих адмиралов выслушиваю, какие бы глупости они ни лопотали. Даже дураки время от времени изрекают мудрые вещи. Поэтому я и дал разрешение на новый проект. Они называли его Звезда Смерти…
— Лучше бы послушали меня, учитель, — дыхание Повелителя тьмы стало громче и злее, хотя слова все еще катились ровно. — Альянс набирает силу, а наши военные тратят время на глупости. Я говорил им, что Звезда Смерти даже в завершенном состоянии остается машиной, не более.