Нобилиор со своим войском высадился предположительно в Тарраконе{83}.[33] Его путь к театру военных действий лежал вверх по Эбро и затем по Халону. Сначала поход 153 г. протекал вяло. Из донесений предполагалось, что сегеданцы в случае появления римского войска будут застигнуты врасплох[34]. Строительство стены вокруг города еще не завершилось{84},[35] союзники же Сегеды были не слишком сильны, поэтому они бежали с женами и детьми в Дальнюю Кельтиберию к еще не вступившим в войну аревакам и попросили принять их (Арр. Iber., 45, 184; Flor., I, 34, 3 = II, 18, З)[36]. Нобилиор, прибыв в Сегеду, застал лишь покинутый город. Вновь пришлось вступить в переговоры. Ареваки приняли сегеданцев, но все же выступали пока как посредники, а не участники в войне (Арр. Iber., 45, 185; Flor., I, 34, 3 = II, 18, 3). Они попытались выхлопотать у римлян прощение для жителей Сегеды, но безуспешно (Flor., I, 34, 3 = II, 18, 3). Ареваки должны были или выдать беглецов римлянам, или, открыто встав на сторону первых, вступить в борьбу со вторыми. Римляне настаивали на безусловной сдаче врагов (deditio), которая, естественно, предполагала выдачу оружия (Flor., I, 34, 4 = II, 18, 4; Арр. Iber., 49, 208 — упоминание в 152 г. о требованиях Нобилиора). Последнее задело за живое этих воинственных, свободолюбивых людей (Flor., I, 34, 4 = II, 18, 4; Diod., XXXIII, 16; 25; Dio Cass., XXII, 75). Поэтому требования римлян были отклонены, а между ареваками и враждебными Риму жителями Ближней Кельтиберии был заключен союз. Главнокомандующим объединенных сил избрали упоминавшегося уже сегеданца Кара (Арр. Iber., 185). Тем самым было принято решение, имевшее самые серьезные последствия. Только теперь война приобрела угрожающий размах. Насколько затянулись дипломатические дискуссии, показывает то, что выборы Кара, которые должны были последовать сразу после прекращения переговоров, состоялись только 21 августа (Арр. Iber., 45, 185 и 187), за два дня до сражения, происшедшего в день Вулканалий, т. е. 23 августа, когда уже большая часть благоприятного для боевых действий времени прошла.
§ 3. Поражения и победы Луция Муммия в боях с лузитанами
Однако решающее влияние на описанный выше исход событий оказала неудачная до того момента война с лузитанами. После победы Пуника над римлянами в 154 г. лузитанские отряды предприняли дальние рейды в зависимые от Рима области на юге Испании. Они привлекли на свою сторону часть веттонов. Новой целью была область бластофиникийцев в низовьях Бетиса, нынешнего Гвадалкивира (Арр. Iber., 56, 235){85}. Во время одной из осад Пуник погиб. Его преемником стал человек по имени Кайсар (Арр. Iber., 56, 236). В этой местности, очевидно, лузитаны находились еще тогда, когда туда прибыл новый претор Луций Муммий. Своей задачей он, по-видимому, считал помощь осажденным городам, для чего претор высадился с войском неподалеку от расположения противника[37]. Однако Кайсар своевременно осознал опасность, и ему удалось атаковать римлян прежде, чем они закрепились на берегу (Diod., XXXI, 42). Римляне все же смогли разбить лагерь (Арр. Iber., 56, 237) и начали строиться в боевой порядок (Lucil., 393). Однако, судя по постигшей их неудаче, не все римское войско успело высадиться (Lucil., 391—392). Во всяком случае, Муммий потерял свой лагерь, много оружия и боевых значков (Арр. Iber., 56, 237), а также почти две трети солдат (Арр., Loc. cit.: примерно 9000; Diod., XXXI, 42: большая часть армии). Муммию пришлось разбивать новый лагерь и тренировать в нем свое войско (Арр. Iber., 57, 238). Естественно, победа значительно укрепила уверенность лузитан в собственных силах. Захваченные римские знамена они носили по всей Кельтиберии, показывая их и насмехаясь как над римлянами, так и над кельтиберами, которые не прославились подобными успехами (Арр. Iber., 56, 237; Diod., XXXI, 42). Результатом стало скрытое соперничество отдельных племен между собой и решение ареваков — ввиду ослабления римского могущества — начать борьбу с римлянами (Diod., XXXI, 42). Временная последовательность в целом совпадает: лузитаны одержали победу в начале кампании, непосредственно после прибытия римского войска. Переговоры же с ареваками состоялись под влиянием демонстрации захваченных у Муммия боевых значков, когда войско Ноби-лиора уже стояло в Кельтиберии.
Тем временем в Hispania Ulterior Муммий, который какое-то время «опасался выйти в поле прежде, чем укрепит боевой дух своих воинов»{86},[38] возвратил себе свободу действий. Причиной этого было, по-видимому, то, что отряды Кайсара, которые не являлись регулярной армией, решили вернуться на родину к северу от Тахо после того как благодаря своей победе и, несомненно, успешной осаде прибрежных городов захватили богатую добычу. Однако это отнюдь не устраняло лузитанскую угрозу полностью. Одновременно с описываемыми событиями лузитаны из области к югу от Тахо напали на земли кунеев{87} в южной Португалии, которые относились к римской провинции. Ими предводительствовал некий Кавкен. Конисторгис — очевидно, главный город кунеев{88} — был взят, о противодействии же со стороны римлян ничего не известно (Арр. Iber., 57, 239). Вскоре лузитанам пришлось оставить Конисторгис, поскольку в 151 г. там уже зимовали войска Сервия Сульпиция Гальбы (Арр. Iber., 58, 246). Судя по всему, операции лузитан исчерпывались рейдами, набегами и грабежами. Пока Муммий занимался тем, что усиливал свою армию с помощью рекрутских наборов (через какое-то время он располагал уже 9000 пехотинцев и 500 всадников: Арр. Iber., 57, 241), лузитаны смогли беспрепятственно переправиться в через Гибралтарский пролив в Африку — возможно, во избежание столкновения с римскими войсками, по сравнению с которыми они чувствовали себя недостаточно сильными. В Африке они разделились: одна их часть начала опустошать сельскую местность, другая осадила город Окилу (Арр. Iber., 57, 240)[39]. Этот уход из родных краев и боевые действия в стране, находившейся лишь в очень слабой зависимости от римлян и Массиниссы (ср. Арр. Lib., 68, 306), показывает, что походы лузитан в эти годы ни в коем случае нельзя рассматривать как национальную оборону против римлян. Это была военная экспансия скудно наделенной природой и явно перенаселенной страны, направленная против соседних земель, в которых можно было захватить хоть какую-нибудь добычу. Эти походы, целью которых являлось также приобретение территорий для поселения, каковых часто не хватало, таили в себе опасность утраты связи с родиной и соответственно сравнительно легкого их разгрома.
34
Мы, однако, не знаем, когда римляне сообщили кельтиберам об объявлении войны. Можно полагать, что сенат обнародовал свое решение лишь тогда, когда римское войско уже было в Испании (ср. события 152 г.: Polyb., XXXV, 3, 3; Арр. Iber., 49, 208; 50, 211).
35
Согласно Аппиану (Iber., 44, 181), планировалось возведение стены в 40 стадиев (7200 м.), т. е. огромной длины. Длина же стены близ Бельмонте составляет приблизительно 2200 м, или 12 стадиев. См. карту у Р. Менендеса Пидаля
36
У Флора ареваки названы союзниками (socii) сегеданцев, хотя таковыми на тот момент они еще не являлись, см.:
37
Нижеследующее излагается по Диодору (XXXI, 42), где Муммий назван Меммием. Аппиан (Iber., 56, 236—237) иначе описывает поражение римлян. Согласно его рассказу, Кайсар сначала был разбит и обращен в бегство. Муммий в беспорядке преследовал его и подвергся новой атаке лузитан, которые убили примерно 9000 врагов, возвратили себе добычу и свой лагерь, к тому времени захваченный противником, и завладели большим количеством оружия и боевых значков. Римские знамена варвары пронесли по всей Кельтиберии, подвергая их насмешкам и поношению. Обе версии, по моему мнению, в значительной степени несовместимы (это пытаются доказать:
38
Подобные выражения вряд ли могут восходить к победному донесению Муммия, которое, как считал Ф. Мюнцер, лежало в основе аппианова рассказа
39
А. Шультен и С. Гзелль предположительно отождествляют Окилу с Цилисом — совр. Ацила на марокканском побережье между Танжером и Ларашем