§ 7. Мирные переговоры в Риме
Пока в Испании спор решало оружие, в Риме шли дискуссии о мирных инициативах Марцелла. После путешествия, занявшего, видимо, примерно месяц, в Рим прибыли различные посольства[73]. В соответствии с римскими обычаями с обоими кельтиберскими посольствами обращались по-разному. Друзья римлян были допущены в сенат, тогда как послы от врагов должны были оставаться «по ту сторону Тибра», пока их дело не будет рассмотрено в сенате (Арр. Iber., 49, 207; Polyb., XXXV, 2, 3-4). Когда подошел назначенный день, городской претор[74] сначала привел в сенат союзников из племен беллов и титтов. Их речи произвели весьма благоприятное впечатление. Они говорили, что после ухода римских войск сразу станут жертвами нападений со стороны соседей, если те не понесут надлежащего наказания. Враги римлян тотчас возгордятся и склонят всю Испанию к отпадению. Поэтому римляне должны или постоянно иметь в Испании войско и ежегодно посылать туда консула, чтобы держать врагов под ударом, или, если они хотят отвести войска, должны преподать урок, означающий, что подобные попытки впредь получат отпор (Polyb., XXXV, 2, 5—11). Вслед за тем были допущены послы врагов, которые представляли ареваков и другую часть беллов и титтов (Polyb., XXXV, 2, 12). Несмотря на их униженный и покорный тон, сторонники римлян не могли не видеть, что дух их не сломлен. Кельтиберы указывали на непостоянство военного счастья, говорили, что недавняя борьба еще не решила исхода противоборства. В конце концов, «если это необходимо», они готовы понести наказание, какое им назначат, но при этом хотели бы возобновления заключенного Гракхом и утвержденного сенатом договора (Polyb., XXXV, 2,13-15). И наконец, сенат выслушал послов Марцелла, которые по поручению полководца рекомендовали пойти на мир (XXXV, 3, 1-2).
По существу, сенат стоял перед нелегким выбором. Марцелл был отправлен в Испанию с определенными задачами, и на его командование возлагались большие надежды. И вот этот человек советует заключить мир после первых военных успехов, которые после неудач прошлого года оценивались достаточно высоко. К тому же всей auctoritas римского консула явно недостанет, чтобы убедить друзей Рима из спорной области в полезности и необходимости иного мира, кроме deditio[75]. Напротив, союзники выступали в Риме против отсутствующего консула. Из друзей Марцелла, помимо умершего, видимо, уже в том году (Fasti Cap.) его коллеги по консулату Луция Валерия Флакка, мы знаем только Гая Сульпиция Гала, который вместе с ним был претором в 169 и консулом в 166 г.{111},[76] Однако нет уверенности, что и он был в это время жив, поскольку к 149 г. он уже скончался (в 149 г., когда состоялся «процесс» Гальбы, последний являлся опекуном его сына: Cic. De orat., I, 140; Brut., 90). Зато его противники были весьма многочисленны, и теперь они одержали верх. Они приняли сторону союзников, выступая за энергичное продолжение войны, а также за то, чтобы в следующем году вновь отправить в Испанию консула. Среди них был молодой Публий Корнелий Сципион Эмилиан{112}. Участие в этих событиях, очевидно, стало его политическим дебютом. Тогда он был только квесторием (видимо, в 154 г. цензоры включили его в сенат), однако как отпрыск двух знатнейших патрицианских родов, ставший продолжателем традиций как приемного деда Сципиона Африканского, так и своего родного отца Луция Эмилия Павла, победителя при Пидне, он должен был оказывать влияние, которое превосходило возможности обычного квестория[77]. Говоря конкретно, молодой Сципион мог опираться на поддержку клиентелы обоих домов (это демонстрируют Polyb., XXXV, 4, 10—11 и Oros., IV, 21, 1, а с другой стороны — Val. Max., II, 10, 4 и V, 2, ext. 4).
Дискредитация усилий Марцелла и его друзей по заключению мира была не слишком трудным делом. Первый упрек состоял в том, что он хотел как можно скорее добиться выгодного для врагов мира, ибо надеялся тем самым увеличить собственную славу (Арр. Iber., 49, 206). Высказывания против союзников могли интерпретироваться как прегрешение против fides, а такое поведение было недостойно римлян (Polyb., XXXV, 3, 5-6; решение сената о смене командующего в Ближней Испании, несомненно, выглядело как порицание Марцеллу). Наконец, его стремление завершить войну без дальнейшей борьбы расценивалось как проявление малодушия[78]. Вероятно, в дебатах принял участие и Нобилиор (указание на это можно усмотреть в: Арр. Iber., 49, 208), который, разумеется, не желал славы своему преемнику после того как сам потерпел в Испании столь тяжелые поражения. Опираясь на перечисленные аргументы — жажда славы любой ценой, измена по отношению к союзникам, малодушие, — противники умеренного мирного соглашения добились успеха в сенате. После речи союзников ситуация сложилась не в пользу Марцелла, защищать его в тот момент не было возможности. Во всяком случае, для удачного ведения дискуссии его послы не обладали необходимой auctoritas, а друзья консула были недостаточно компетентны.
73
Нижеследующее излагается по Полибию (XXXV, 2—4) и Аппиану (49, 206—210), чьи сведения дополняются Ливием (per. 48) и Орозием (IV, 21, 1). Для решения вопроса о зависимости Аппиана от Полибия это ключевой фрагмент. Сравнение текстов показывает, что Аппиан (17 строк тойбнеровского издания) при многочисленных совпадениях с Полибием (116 строк того же издания) сообщает дополнительные сведения и многое рассказывает иначе, чем Поли-бий (важнейшие расхождения: 49, 206 — соображения Марцелла: он хочет сам закончить войну, чтобы снискать славу; 49, 208: ссылка на условия Нобилиора, ср. Diod., XXXI, 41; 49, 209: пристрастность консулов при воинском наборе, устранение этого путем введения жребия). Дальнейшие совпадения, по существу, обнаруживает контекст аппианова фрагмента. При этом выражения Аппиана совершенно самостоятельны. В месте, где при упоминании второстепенной детали оба рассказа соприкасаются теснее всего, Аппиан выбирает иное, бесцветное выражение (почти такое же, как в его же
74
στρατηγός κατά πόλιν. Перевод Краца — «городской претор». А. Шультен видит в словах Полибия (XXXV, 2, 5) κατά πόλιν «любой город как таковой»
75
Дополнительным аргументом в пользу точки зрения друзей Рима является ситуация в Дальней Испании после заключения лузитанами договоров с Атилием. Однако прежде чем делать такие сравнения, необходимо различать обстановку в разных областях Испании и национальный характер кельтиберов и лузитан.
77
Если А. Шультен преувеличивает роль Сципиона Эмилиана в тогдашней испанской политике Рима
78
В кругах, к которым был близок Полибий (Polyb., XXXV, 3, 4; 4, 3), этот упрек обретал еще большую остроту благодаря тому, что Полибий использует те же выражения при описании страха среди военнообязанных (XXXV, 4, 4; 14). Вряд ли ахейский историк стал бы распространяться о малодушии Марцелла только по собственной инициативе. Тем самым он воспроизводит точку зрения сципионова дома и его друзей. Похвала или ненависть Марцеллов его явно не интересовали — троекратный консул ко времени редактирования этого фрагмента уже, видимо, ушел из жизни. В 148 г. он погиб на море (Liv., per. 50; Cic, 44; Ascon. Piso, p. 11). Тон, в котором Полибий пишет о несомненно способном Марцелле (его дед Марцелл прославился благодаря невероятной личной храбрости: Plut. Marc, 2), отчасти лишает силы аргумент, с помощью которого историк обосновывает, почему любовь к истине — один из принципов его труда (см., напр.: Polyb., XXXVIII, 6, 3-9).