Выбрать главу
Вера и насилие

Епископы на соборах спорили о богословии в наполненных кадильным дымом залах, но их решения влияли на жизнь улицы и селений, где рядовые миряне искренне думали, что сама суть христианской веры оказалась под угрозой. За такие вещи, которые кажутся нам философскими тонкостями, обычные люди убивали, пытали или изгоняли своих соседей. Склонность к насилию и гонениям появилась у христиан намного раньше, чем принято думать, явно еще на раннем этапе развития церкви, до наступления Средневековья. Соборы вызывали ужасающие вспышки насилия во многих частях империи – от народных восстаний и переворотов до массовых убийств и гонений. Силам империи было трудно контролировать то, что происходило на ее огромной территории, особенно в таких процветающих, но недовольных странах, как Египет и Сирия[43].

За такие вещи, которые кажутся нам философскими тонкостями, обычные люди убивали, пытали или изгоняли своих соседей

Христиане применяли насилие не только против других христиан. Историки нередко говорят о том, что церковь стала более нетерпимой после того, как она получила официальное признание в империи, и это проявлялось во враждебном отношении к еретикам, язычникам и иудеям. Но в годы Великих соборов, между 410 и 460-м, уровень нетерпимости стал пугающе высоким. И это было прямым и естественным последствием богословских сражений. Пульхерия, спасшая ортодоксию в 451 году, одновременно возглавляла кампанию по насильственной борьбе с иудеями, которая предвосхищала антисемитские гонения в средневековой Европе. Привкус «Средневековья» во всем этом – в религиозном насилии и нетерпимости, антисемитизме и фанатизме – усиливает тот факт, что правящая династия эпохи Эфеса и Халкидона, включая Пульхерию, имела испанские корни. Разумеется, здесь не следует думать об этническом детерминизме, тем не менее, любопытно отметить, что христианский мир V века во многом походил на эпоху печально известного великого инквизитора Торквемады[44].

Описывая бурные события, последовавшие за Халкидонским собором, историк Эдуард Гиббон недоумевает: как может «метафизический спор» вызвать подобные вспышки насилия? Но современные люди часто не понимают, что в древности насилие казалось законным, и это выходит за рамки метафизики. Кроме того, здесь нет смысла отделять религиозные мотивы от нерелигиозных. Большинство людей того времени, будь они образованными или простыми, верили в господство провидения в мире. По их мнению, дурное поведение или еретические верования вызывали гнев Бога, который мог выражаться во вполне материальных вещах: землетрясениях и пожарах, нашествиях и военных поражениях, голоде и эпидемии. Если не связать руки злодеям и еретикам, общество может просто погибнуть. Активисты, пытаясь уничтожить группы злонамеренных людей, использовали методы, которые кажутся вполне земными, политическими и циничными, но мы не можем отделить эти действия от стоящих за ними мотивов сверхъестественного характера. Хотя историки используют этот термин, никакой «секулярной жизни», не зависящей от церкви и религии, просто не существовало, и Римская империя – и в языческий, и в христианский периоды – никогда не была секулярной в современном смысле слова. Не существовало там и такой вещи, как «просто политика».

Монополия на насилие

Даже когда верующих глубоко возмущают те или иные чужеродные религиозные представления, это само по себе не обязательно порождает насилие – это касается и тогдашнего, и нынешнего мира. Насилие возникает тогда, когда у государства нет желания или возможности обуздать деятельность частных групп с сильной мотивацией. Такое бывает при слабости государства и падении общественных институтов или тогда, когда государство сознательно заключает союз с частными группами. В любом случае государство здесь утрачивает монополию на насилие (знаменитый термин социолога Макса Вебера), вследствие чего политическая стабильность оказывается под угрозой. Насилие порождает насилие, если его не сдерживает какая-либо внешняя сила.

Именно это произошло в V веке, когда церковь и государство все еще плохо понимали, где лежат пределы их власти. Разумеется, империя стала христианской и руководители церкви обладали высоким статусом и пользовались привилегиями. Но где кончалась их власть в сфере борьбы с язычеством или религиозными соперниками? К 400 году императоры все еще плохо понимали, что можно позволить церковным властям, которые служили агентами правительства и потому получали от него право использовать принуждение и грубую силу. Как ни старались благонамеренные государственные чиновники сохранить мир на соборах, они не смогли выполнить своей задачи, когда императорский двор отказался поддерживать их решения[45].