Некоторые из первых последователей Иисуса считали его пророком или мессией, но не кем-то божественным или не воплощенным Богом. Такие иудео-христианские группы обычно называют эбионитами, и пока еще трудно решить вопрос, не сохранили ли они представления начального движения Иисуса. Когда выросло напряжение между иудаизмом и христианством, церковь осудила любые представления, которые казались ей близкими к иудейским. Эта иудейская тема часто всплывала на поверхность в позднейших спорах, поскольку мыслителей, которые подчеркивали человеческую сторону Христа, обычно обвиняли в симпатиях к иудаизму[54].
Согласно другим широко распространенным богословским мнениям, во Христе существовали две отдельные природы, человеческая и божественная, но божественная природа, Логос, захватывала и преодолевала человеческую. Адопционисты утверждали, что Иисус был полностью человеком, на него низошла божественная сила, сделавшая его Помазанником, Христом. Он стал Сыном в какой-то конкретный момент, когда был усыновлен Богом[55]. И хотя эти представления кажутся совершенно чужеродными с точки зрения позднейшей христианской ортодоксии, их несложно вывести из некоторых текстов Нового Завета.
Есть такие представления о Христе, которые кажутся совершенно чужеродными сточки зрения позднейшей христианской ортодоксии, однако их несложно вывести из некоторых текстов Нового Завета
Если предположить, что Иисус стал Богом, в какой момент и как это произошло? Современным христианам этот вопрос кажется простым, потому что они привыкли к доктрине рождения от Девы. Эту идею подтверждает рассказ и изображения благовещения Марии, а также известные всем христианам на протяжении веков события, окружающие появление на свет Эммануила. Разумеется, думаем мы, именно в этот момент божественное существо появилось на земле в виде человека. Но множество христиан первых поколений понимало эту историю совершенно иначе, и их представления также имели под собой надежные библейские основания.
Несомненно, евангелисты Матфей и Лука рассказывают нам о рождении от Девы, но мы не найдем следов этой идеи в каком-либо ином месте Нового Завета. Если мы обратимся к Павлу, то увидим, что в Послании к Галатам он пишет: Бог послал своего Сына, который «родился от женщины», но ни тут, ни в других местах Павел не говорит о том, что в зачатии или рождении Иисуса было что-то необыкновенное. Хотя Павел мог бы написать здесь «от девы», он выбрал слово, указывающее на женщину, – gyne/gynaikos. Двое евангелистов, Марк и Иоанн, не рассказывают о рождении Иисуса, как и гипотетическое утерянное Евангелие Q. Молчат об этом и другие альтернативные Евангелия, такие, как Фома. И даже сами Матфей и Лука не упоминают об особом рождении после своих первых глав, о нем молчит и продолжение Евангелия от Луки – Деяния апостолов. И хотя некоторые авторы утверждают, что Откровение содержит слова о Марии и ее ребенке, это спорный текст, который в любом случает ничего не говорит о девственном рождении. По крайней мере в Новом Завете ни один апостол или проповедник не пытается убедить слушателей рассказами о чудесном зачатии и рождении Иисуса или о яслях, окруженных ангелами и царями. Игнатий Антиохийский, несомненно, верил в рождение от Девы, но эта идея почти не оставила следа в трудах так называемых апостольских мужей – христианских мыслителей от 90 до 140 года.
Если бы мы читали только Марка, Иоанна и Q и не знали бы историй о Рождестве, мы наверняка бы решили, что Иисус обрел божественность именно в момент крещения, а не при рождении. Мы можем, например, прочитать текст Марка, который, по единодушному мнению ученых, был самым древним полноценным Евангелием из дошедших до нас, но при этом попробуем освободиться от тех идей, которые мы получили из других книг. Марк начинает с темы подготовки Пути – первые последователи Иисуса называли свою новую веру именно так: Путь. Он рассказывает о миссии Иоанна Крестителя, а затем Иисус приходит принять крещение; Марк ничего не говорит о прошлом Иисуса и никак не показывает, что он чем-то вообще выделялся среди людей. На Иордане Дух в виде голубя сходит на Иисуса, который затем поспешно удаляется в пустыню – вероятно, чтобы осознать ту потрясающую новую реальность, с которой он столкнулся. Подобную последовательность событий мы найдем в Евангелии от Иоанна. Конечно, здесь есть одно существенное отличие: текст Иоанна начинается со знаменитого пролога, описывающего воплощение – что Слово стало плотью. Читая начало Иоанна, мы привычно думаем о Рождестве: Слово родилось в вифлеемских яслях – и такая интерпретация законна, но возможны и другие. Кто-то даже может понять «Слово стало плотью» так: божество материализовалось в иудейской пустыне в образе тридцатилетнего мужчины, готового приступить к духовной миссии, – примерно так это понимали первые христианские гностики. Или мы можем увидеть в прологе Иоанна описание того, что произойдет с Иисусом, когда он выйдет из вод Иордана.