Я уверен, что все воспитатели и преподаватели становились ненормальными в течение нескольких лет, а бедные кадеты, которым было некуда ходить в отпуск, наверное, оставались на всю жизнь меланхоликами.
Я помню свое душевное состояние, когда приходилось возвращаться в корпус после летних каникул и после непродолжительных отпусков на Рождество и на Пасху. Первые несколько дней я не находил себе места, машинально зубрил уроки, и в голове оставалась одна пустота. За все семь лет корпусного «воспитания» мы не видели со стороны наших воспитателей никакого участия, ни малейшей ласки, одно лишь формальное холодное отношение и сухое выполнение своего долга и своих обязанностей.
Такое же отношение друг к другу и со стороны кадет. Я не помню настоящей, бескорыстной дружбы между кадетами, и лично у меня не было ни одного товарища, с которым я продолжал бы общение или хотя бы иногда переписывался. Перед выпуском нас посетил бывший тогда военным министром Ванновский [5]. Случилось так, что я в седьмом классе сидел на той же скамье и спал на той же кровати, на которых сидел и спал он. Ванновский предсказал мне, что я – будущий военный министр. Как он в своей шутке ошибся, показало будущее; я не только не увлекался никогда военной службой, но всегда думал о том, как бы мне переменить мою профессию, что и удалось мне осуществить после 1905 года.
Глава третья
В конце августа 1885 года, около десяти часов утра, в назначенный день мы стали собираться в здании Александровского военного училища на улице Знаменка. Юноши прибывали из разных московских кадетских корпусов, которых в Москве было четыре; три из них были в Лефортове, а четвертый кадетский корпус, основанный значительно позднее, помещался на углу Садовой и Спиридоньевки.
Мы скромно и почтительно входили в подъезд нового для нас училища и собирались в большом зале. Из дверей за нами наблюдали с улыбкой юнкера старшего класса, добродушно встречая своих новых товарищей. В Александровском училище было всего два курса, с несколькими отделениями в каждом.
В зале стали появляться офицеры, которые очень любезно с нами разговаривали, и было заметно, что с самого начала все держали себя так, чтобы произвести на вновь поступающих хорошее впечатление.
Мы ждали появления начальника училища генерала Самохвалова, о котором мы в корпусе слышали немало. Говорили, что он очень любит своих юнкеров, относится строго к преподавателям и постоянно заступается за учеников, считая, что самой важной наукой служат строевые занятия. Рассказывали, что незадолго до нашего поступления у Самохвалова вышла крупная ссора с одним из младших офицеров училища Квалиевым, и что последний без свидетелей ударил генерала по лицу. Ждали со дня на день увольнения Самохвалова, а Квалиева возводили в герои и сообщали, что когда его должны были вести на гауптвахту, он как георгиевский кавалер потребовал, чтобы по статуту его вели по улицам со знаменем и оркестром музыки. Перед приходом начальника училища нас выстроили в зале в один ряд. Появился Самохвалов в сопровождении ротных командиров и стал медленно обходить ряд кадет, сообщая номер роты, в которую того или другого назначал, что отмечалось сейчас же в списках новоприбывших.
В училище было четыре роты, и соображения генерала относительно нашего распределения состояли в следующем. В первую роту выбирали самых высоких ростом и роту комплектовали до конца. Дальше выбирали в третью роту – самых смазливых. Затем самых маленьких ростом назначали в четвертую роту, а всех остальных, без разбора их внешнего вида, определяли во вторую роту. Юнкера уже давно присвоили каждой роте свою кличку в зависимости от порядка распределения: первая рота называлась «Жеребцы», вторая – «Звери», третья – «Девочки» и четвертая – «Вши». Я лично попал во вторую, звериную, роту и был, как и все мои товарищи по роте, очень доволен, что не отличаюсь никакими внешними особенностями. Начальство наше состояло из ротного командира, младшего офицера и фельдфебеля из юнкеров старшего курса, не считая нескольких портупей-юнкеров, которые распоряжались и командовали только в строю.
После распределения кадет по ротам, что продолжалось часа три-четыре, нас повели обедать строем поротно, и мы были поражены и окончательно подкуплены, когда в столовой нас встретили музыкой великолепного духового оркестра, игравшего веселый марш из балета «Конек-Горбунок». Мы шли такой легкой и радостной походкой, точно что-то поднимало нас на воздух, и не могли удержаться от полной улыбки, которая вызывала гордость в юнкерах старшего класса: «Смотрите, мол, как у нас хорошо», и действительно, нам было хорошо, и я запомнил этот день до мельчайших подробностей.
5
Ванновский Петр Семенович – военный министр (1881–1898 гг.), заканчивал Московское кадетское училище.