А как забавно было смотреть на маленьких танцовщиц, сделанных из пробки и одетых в пестрые платья, стоящих на четырех щетинках на деке открытого рояля. Если начать играть на рояле, то эти фигурки с удивительным ритмом ходили, поворачивались, сплетались руками, кружились, дрыгая своими маленькими ножками на весу между щетинками.
Я никогда не собирал коллекций бабочек, жуков, цветов и растений, но по книгам и атласам, которые у нас были, и по моим наблюдениям я уже отлично знал с малых лет все названия и породы животных, птиц, рыб и насекомых, деревьев, трав и цветов, грибов, причем больше всего любил собак и меньше всего кошек.
Лет семи я стал увлекаться выпиливанием лобзиком, и это увлечение, приняв более широкие формы, оставалось во мне очень долго. Сначала я пользовался для работ рисунками для выпиливания, которые прилагались к журналу «Нива», а потом делал рисунки сам и особенно любил изготовлять миниатюрную мебель и полностью меблировать комнаты, сделанные из картона. Покупая фанерки для выпиливания, я познакомился со многими хорошими породами деревьев; русский и американский орех, красное и розовое дерево, агар, или «птичий глаз», каштан, амарант, палисандр, груша, бакаут и другие были у меня всегда в достаточном для работы запасе.
Помню, как для сестер выписывали заграничный французский журнал и к нему в виде приложения присылали рисунки для вырезания и склеивания моделей разных архитектурных сооружений, отделки комнат, морских судов и прочего. Один год стали присылать декорации театра, это было удивительно интересно. Столяру был заказан деревянный остов портала и сцены, а присылаемые великолепные рисунки занавесей, кулис и задних декораций мы наклеивали на картон и вырезали или выпиливали тончайшие абажуры деревьев, павильонов, террас и других рисунков, потом мы их дополняли всевозможной мебелью и фигурками людей в разнообразных костюмах.
Нас, детей, было десять человек, пятеро старше меня и четверо моложе, причем мы появлялись на свет аккуратно через два года, и разница в возрасте требовала различных условий воспитания, старшие же сестры все свое развитие и образование получили исключительно дома.
Несмотря на обилие гувернанток, учительниц и репетиторов, которые у нас жили и приходили за период моего пребывания дома – от рождения до девятилетнего возраста, – я пользовался полной свободой и зимой, и летом.
Меня никто не стеснял в моих играх на дворе с детьми курьеров и сторожей, служивших при Управлении Нижегородской железной дороги и имевших квартиры в одном доме с нами. Любимой моей игрой была игра в бабки. Почему-то эта игра считалась вульгарной и была запрещена в учебных заведениях, а я этой игрой очень увлекался. Бабки – это короткие кости от ног рогатого скота, продавались они в мясных лавках и в трактирах после изготовления студня. Для игры бабки устанавливались в ряд попарно; пара бабок составляла «гнездо». Всякий играющий должен был поставить одинаковое количество «гнезд». Самые крупные бабки шли на сшибание «гнезд» и назывались битой. Иногда биту через просверленное отверстие заливали внутри свинцом, и тогда она называлась свинчаткой. Перед тем как начать выбивать «гнезда», играющие «канались», кому раньше бить. Для этого биту бросали на землю, и если она ложилась закругленной своей частью кверху, то это был «жох»; боковое положение с выпуклостью на головке кверху давало «плоцку», и положение желобком кверху или боком со впадиной на головке кверху – «ничку». Первые били с дальнего расстояния плоцки, потом – жохи и последним оставались нички, которые должны были бить левой рукой, но с ближайшего расстояния.
Любимой моей игрой была игра в бабки. Почему-то эта игра считалась вульгарной и была запрещена в учебных заведениях, а я этой игрой очень увлекался.
Я очень любил посещать кухню и проводить время с нашим поваром Константином Капустиным. Он долго жил у нас, был прекрасным поваром и очень интересным человеком по своему развитию и жажде к самообразованию. Я с удовольствием беседовал с ним о политике, об явлениях природы, о физических свойствах, и мы взаимно «поучали» друг друга. Он выписывал газету, прочитывал ее целиком и иногда просил меня почитать ему вслух, что было особенно часто в 1877 году, во время турецкой войны. Между прочим, я хорошо помню, как мимо окон нашей квартиры проводили партии пленных турок, сильно загорелых и в красных фесках или цветных чалмах. Пленных отводили в построенные для них бараки на Введенских горах; говорили, что они там умирали, как мухи, от сыпняка. Впоследствии эти бараки служили для летнего отделения военного госпиталя в Лефортове.