— Я думал, авто — это праздник, который всегда с тобой, а это железное корыто, пожирающее бабки! — кипел негодованием Самородов. — Прикинь, Уголек, мне теперь две тачки надо ремонтировать. Считай, на новую машину раскошелиться, потому что чертовы запчасти втридорога стоят, да их еще достать надо.
— Радуйся, что цел остался, — напоминала о хорошем Сана.
Они находились в звукооператорской кабине. Антон как обычно записывал кассеты, но из-за нервных движений то и дело нажимал не те кнопки.
— У меня башка трещит от проблем: где бабки на ремонт взять? Я вляпался в «волгу» директора ликероводочного завода Фоменко. У него кругом связи, на меня милиция давит, чтобы срочно отремонтировал машину уважаемого человека.
— Ты справишься, — утешала Сана.
— О, черт! Забыл диск перевернуть, дважды одну сторону записал. Так и на кассетах ничего не заработаю. — Он шлепнул по пульту и остановил запись. Нервно взлохматил волосы: — А самое обидное: у жирного индюка Фоменко рыльце, как пить дать, в пушку. Запросто может «волгу» отремонтировать, так нет, с меня требует.
Антон прошелся по тесной комнате, развернул Сану к себе и посмотрел ей в глаза. Так он поступал, когда собирался сказать нечто важное.
— Слушай, Уголек, а не ощипать ли нам индюка Фоменко, как раньше Курашвили? Пусть поделится ворованным с народом.
— Антон, а может, хватит? — забеспокоилась Сана. — Я слышала, как к Лисовскому приходил подозрительный тип, спрашивал про артистов-пародистов. Искал тех, кто умеет имитировать мужские голоса. Не к добру это.
— Да брось! Кто ж на тебя подумает. Ты же ни гу-гу? Только мне доверилась? — Антон заграбастал девушку в объятья.
— Только тебе, — честно призналась Сана, прижимаясь щекой со шрамом к мужской груди. И посоветовала: — Лучше займи, если не хватает на ремонт.
Самородов так и поступил, занял денег у деловых партнеров. Целый месяц он разрывался между автосервисом, основной работой, записью кассет и их сбытом. Стал дерганным, замотанным, невнимательным к Сане. Он вообще потерял к ней интерес и воспринимал только, как уборщицу. После ремонта «жигулей» их отношения не восстановились. Наоборот, они виделись все реже, потому что Антон в свободное время стал подрабатывать частным извозом, чтобы расплатиться с долгами.
Однажды на привокзальной площади недовольные таксисты прокололи ему колеса и разбили передние фары.
— Опять прикажешь мне радоваться, что цел остался? — огрызался Антон в ответ на утешения Саны. — В следующий раз мне обещали проломить башку.
— Зачем ты в это ввязался?
— А как мне деньги отдавать? Я занял у серьезных людей, это не шуточки.
— Придумай что-нибудь.
— Я уже придумал. Но ты же отказалась раскрутить Фоменко.
Сане хотелось вернуть прежнего Антона, веселого и беззаботного, чуткого и внимательного, а главное, вернуть единственного друга, нуждавшегося в ней. После новых уговоров она согласилась помочь.
Они действовали по прежней схеме. Сана изучила голос директора Фоменко и позвонила его жене Раисе, когда та была дома, а муж на работе. И опять «муж» в меру испуганным, но строгим голосом просил срочно собрать деньги и передать их сотруднику прокуратуры, иначе его арестуют. Все вопросы вечером, никому ни слова. Но дама и не задавала вопросов, она лишь попросила час на сбор денег, мол, сам знаешь, ей надо сдвинуть шкаф и разобрать пол.
Загримированный Самородов в предвкушении легкой добычи поехал на встречу с Раисой Фоменко на отремонтированных «жигулях». Сана осталась ждать его в театре.
На этот раз сердце девушки колотилось сильнее обычного. Она терзала себя сомнением — что-то пошло не так в их разговоре по телефону. Жена директора ликероводочного завода не была напугана. Женщина не ойкала и не причитала, услышав дурную весть. Голоса прежних теток в аналогичной ситуации были похожи на кудахтанье перепуганных куриц, а у этой ощущалась кошачья мягкость в голосе и движениях. Словно кошка заманивала мышку, подумалось Сане.
Встревоженная дурным предчувствием, она впопыхах забралась на крышу театра, вытянула шею к небу и напрягла слух. Город источал тысячи не связанных между собой звуков и все они подобно смерчу закручивались в хаотичный вихрь и обрушивались на нее. Как всегда, в минуту высшего напряжения Сана превратила свой организм в одну живую чувствительную мембрану. Но что-то мешало ей, она непроизвольно стала раздеваться. Упал халат, тяжелая юбка, блузка, она осталась в нижнем белье. Все звуки стали чище и отчетливее. Из ее тела словно вышли невидимые рецепторы и сформировали вокруг ранимую оболочку. Шумы иголками проникали в нее, оставляя на теле красную сыпь.