Михаэль Дорфман
«ВОКРУГ ДА ОКОЛО» МИФОВ О ГЕТТО
Anka Grupiñska. Ciągłe po kołe , Rozmowy z Żołnierzami Getta Warszawskiego (Warshawa: Chas, 2002)
Почему уцелевшие в Холокосте, подпольщики из гетто, партизаны, узники концлагерей да и большинство спасшихся от уничтожения молчали долгие 20–30, а кто и 50 и 60 лет? Почему они не могли рассказать своей правды ни в Израиле, ни в Америке, ни в СССР, ни в Польше? Почему не могли рассказать даже своим детям? Их история стала символом еврейского сопротивления, а став символом,, неизбежно стала мифом. Миф заслонил живых людей.Почему придуманные мифы заменили живую историю? Потому ли, что некому было рассказать свою правду? Или потому, что все равно те, кто не был там, не способны понять? Или потому, что миф о том, что «шли как овцы на бойню», что всех убили, что бойцы гетто полегли все как один на алтарь новой Масады? Не могли не погибнуть, раз тотальный миф допускал лишь тотальную Катастрофу, тотальное уничтожение, тотальный героизм. Те же, кто выжил, в лучшем случае рассматривались, как недоразумение.
Ciągłe po kołe по–польски значит «вокруг да около». Так называется книга бывшего атташе по культурным связям посольства Польши в Израиле Анки Групиньской. «Вокруг да около. Беседы с солдатами Варшавского гетто» – Ciągłe po kołe , Rozmowy z Żołnierzami Getta Warszawskiego.
Вокруг да около, медленно и упорно собирает Анка Групиньска истории восстания в Варшавском гетто. Год за годом, через беседы и интервью с участниками событий. В течение двух десятилетий. Вокруг да около. Родившаяся через десятилетие после войны польская католичка медленно по крохам собирает свидетельства, документы, фотографии. Идет к истории восстания в гетто. Идет округ да около, понимая, что спроси в лоб, и тебе ничего не расскажут. Или расскажут миф.
Казик Ратейзер или по–израильски Симха Ротем, благодаря которому спаслись десятки бойцов гетто, в интервью 1999 говорит:
«Глядя на нас, израильтяне думали, что с нами что–то не в порядке. Потому, что те, кто «в порядке» – погибли. Через некоторое время я изменил свое имя и когда меня спрашивали откуда я, то я говорил – «Петах–Тиквa». Почему Петах–Тиква? Потому, что в этом городке жили новые репатрианты не знавшие иврита, а лишь идиш и другие языки. И вопросов больше не было. Раз ты из Петах–Тиквы, что ты можешь рассказать? Да и я не должен был рассказывать, откуда, что и почему?». Марек Эдельман, первый зам. командира восстания Варшавского гетто Мордехая Анилевича говорит об оставшихся в живых бойцах:
«Антек и Цивья после войны уехали в Израиль. В течение нескольких лет там вообще никто не помянул нас добрым словом! (Израильтяне) говорили, что лишь они – еврейский народ потому, что воюют с арабами. Про нас здесь говорили: «шли как стадо на бойню». И поныне эти новые евреи уважают лишь себя. Они отрезали себя от еврейского народа в Европе и делают вид, что способны создать свою культуру! Они стерли сотни лет.. столетия замечательной истории».
Эдельман понял политический смысл того, что Казик Ратейзер чувствовал интуитивно. Без самоубийства в бункере по улице Мяла, 18, где размещался штаб Анилевича, восстание в Варшавском гетто не стало бы частью сионистской морэшет а–крав — «традиции боевой славы». Факт, что после восстания уцелели десятки бойцов, воевавших в партизанах и участвовавших в Варшавском восстании 1944 г. не стал частью израильской истории. Вошло в официальную в боевую традицию Государства Израиль лишь то, что связано с самоубийством во славу еврейского народа, светской версии жертвенной смерти во имя прославления имени божьего — кидуш а–шем.
Вокруг да около, медленно и осторожно спрашивает Анка Групиньска. Казика Ратейзера снедают сомнения. Были ли смысл в этих боях, если можно было бы бежать?
«Несколько лет назад я был в Варшаве с группой нашей молодежи из Израиля. По дороге в Умшлагплац экскурсовод сказал: «Это путь героев». Я закричал: Каких героев?! О чем ты говоришь? Мы что, победили? Разве я мог защитить своих родителей в гетто? И разве я мог защитить хоть кого–нибудь?
…Еще одна такая победа и еврейский народ перестанет существовать. Все мы!».
Ратейзер сомневается и в другом:
«Какое право имели мы, небольшая группка молодежи из ŻOB[1], решать судьбу многих людей? Какое право мы имели начинать восстание? Ведь решение привело к уничтожению гетто и смерти многих людей, которые, иначе возможно, остались бы живы».
Наверное, здесь надо дать слово и тем, кто был против, кого оставшиеся в живых в течение лет высокомерно называли трусом. Многие погибли, а те, что выжили – не получили права голоса в определении еврейской истории.
Фишл Фридман, представитель религиозной партии Агудас Исроэл в Еврейском Товариществе Опеки[2] в Варшавском гетто выступил на собрании еврейских лидеров в ŻТОС после самоубийства руководителя юденрат – еврейского совета Варшавского гетто Адама Чернякова:
«Друзья мои! Я верую в Бога, и я верю в чудеса! Бог не допустит уничтожения народа Израиля! Мы обязаны ждать и чудо случиться! Воевать с немцами – бессмысленно. Если мы восстанем, то немцы уничтожат всех нас, как они это сделали в Люблине. Нынешнее положение может продолжаться еще долго. Друзья мои, кто ждет союзников, пускай не теряет надежды. Или вы уже не верите, что союзники принесут вам освобождение? Тот, кто верит в революцию, в СССР, в конец капитализма, пускай ждет Красную Армию, несущую освобождение! Пускай верят в Красную Армию. Друзья мои, стойкость и вера принесут нам свободу!»
Ратейзер сомневается и в другом.
«Нужно ли было самоубийство Анилевича и его штаба? Может быть, стоило искать выход из бункера, бежать оттуда? Возможно, кто–нибудь смог бы спастись?»
Только благодаря самоубийству, восстание в гетто вошло в сионистский миф. Неудивительно поэтому, что восстания в концлагерях почти неизвестны в Израиле. Бундист Эдельман и другие подпольщики гетто не подошли на роль израильских героев. Не годился на роль израильского героя и руководитель восстания в лагере Собибор советский офицер Печерский. Не подходили тем, что были независимы, и тем, что не были сионистами, и тем, что остались в живых. И тем, что не были сионистами.
Смелая и глубокая книга Эдит Зарталь «Нация и смерть»[3] как раз о процессе «национализации восстаний в гетто, когда все противоречивые и несионистские элементы последовательно изымались из истории». Возможно, дело еще и в другом. Еврейские фамилии, как Цукерман, Ковнер, Эдельман, Танненбойм, Виттенберг, Печерский никогда не были популярными в Израиле. Сначала они напоминали об изгнании. Первый глава еврейского государства Давид Бен–Гурион в приказном порядке заставлял менять фамилии государственных служащих и отказывался подписывать документы о предоставлении армейских званий.
В сегодняшнем Израиле с фамилией, как Цукерман тоже мало шансов на избрание на пост мэра города или председателя профкома. Шесть лет назад корреспондент беэр–шевской газеты «Негев» устроил опрос прохожих на улице Анилевича, расположенной в бедном квартале, заселенном выходцами из исламских стран и русскими репатриантами. Большинство прохожих не слышали об Анилевиче ничего, а из тех, кто слышал, многие думали, что это знаменитый раввин. Казик Ратейзер с горечью заметил: «До сих пор Государство Израиль не представило к боевой награде ни одного подпольщика, ни одного партизана». Действительно, в Израиле награды дают скупо. Но вот нашли возможность наградить всех ветеранов войны и тыла из СССР памятной медалью в честь 50–летия победы. Так почему обошли партизан? Разумеется, это можно изменить. Неверное дело не только в страшном вопросе, известном из другой страны и другого времени «Почему выжил?».