…Увлечение чтением, от которого одна польза, оборачивалось, бывало, привлечением к уголовной ответственности, в чем, конечно, ничего хорошего. Самиздатовские произведения ходили по факультету не то чтобы вольготно, но достаточно свободно, и, чтоб не попадаться, стукачей надо было знать в лицо. Но тут уже дело случая, здесь как кому повезет.
Подполковник с военной кафедры, товарищ Чатьян, отвечавший за нашу готовность родину защищать, как-то предупредил.
– Не болтайте лишнего. За вами следят.
– Кто? – весело поинтересовались мы.
– Кто надо, – отрезал подполковник.
Странно. С одной стороны, подполковник был живым олицетворением полкового знамени, на котором золотом по кумачу «За нашу Советскую Родину!». И вдруг такой пассаж. А ведь накануне, при сдаче зачета по разборке-сборке автомата на время, патриотизм офицера был вновь проявлен по-военному четко и недвусмысленно.
– Что за говно! – возмутился тогда в своей обычной терминологии наш друг Шаген и отшвырнул не желавший собираться «Калашников».
Подполковник внимательно посмотрел на Шагена и выразительно, с расстановкой отчеканил.
– Советское оружие не говно. Ты сам говно!
Из чего вытекало, что не все в советских подполковниках так просто и однозначно, как казалось, и что любить родину можно и странною любовью.
А кто служил оком и ухом госбезопасности, мы вычислили сами, своим умом.
…Ограниченность контингента мужского пола на филологическом факультете сильно сужала возможности для дружбы всерьез и надолго. Положение усугублялось тем, что по общим интересам факультет объединял очень разных людей – по талантам и способностям, по вкусам и пристрастиям. Кто-то личным примером подтверждал гипотезу, что человек ежедневно произносит восемнадцать тысяч слов. Другой следовал правилу: лучше молчать и быть заподозренным в глупости, чем открыть рот и сразу рассеять все сомнения на этот счет. Один обожал футбол, другой игру на ударных инструментах и не по таланту пил. Встречались эрудиты, в том числе из тех, кто никому не давал об этом забыть. Сказать, что нас объединяла высокая любовь к литературе – и пафосно, и неправда.
Но вот, считайте. С 1957 года по 2007 год – это ровно 50 лет. Полвека. Меридиан столетия. Семеро студентов, двое из Тбилиси, один только-только вернулся из алтайской ссылки, остальные – ереванские, впервые встретились, познакомились на Амиряна, сошлись и с тех пор вместе. Артур Киракосян, Роберт Кайцуни, Эдик Маркаров, Виген Карапетян, Лева Казарян, Эрик Паязатян. Вместе с автором этих строк – ровно семь. С пустяковыми обидами, забываемыми ссорами, незначительными, по большому счету, разногласиями. Двоих, Маркарова и Карапетяна уже нет, но цифра семь не меняется, все равно остается. Пятьдесят лет, год за годом.
Что еще на факультете из нужных вещей?
Полное безразличие к национальной принадлежности, пришедшее в вуз прямым ходом из школы, где до того, кто каких кровей, тоже не было дела никому.
Уважение к степеням и званиям, безо всякого притворства. Потому что – настоящие. Поговорить с профессором вне аудитории да еще чтоб не о курсовой, а про жизнь, считалось большой удачей.
Преподаватели к студентам большей частью обращались на вы. Это приучало к почтительности не только к профессорам, к старшим вообще.
В условиях беспощадного советского дефицита, когда достать из одежды что-то пристойное было делом доблести и геройства, девушкам, тем не менее, удавалось быть привлекательными и, что интересно, с минимальным использованием косметических средств. Мужчинам для этого хватало и джинсов, но чтоб не «как бы» джинсы, а фирменные. Мораль: при наличии вкуса добиться успеха можно и малой кровью.
…Имена, когда они уводят в молодые годы и когда к ним приятно возвращаться, обладают особенной магией света. Проверьте на себе: произнесите эти имена вслух – и… времен связующая нить образуется как бы сама собой. На том и хочу завершить, на первых пришедших в голову именах.
Грануш Араевна Маркарян, Эдуард Джрбашян, Ованес Инджикян, Давид Карпович Джагацпанян, Эдуард Туманян, Елизавета Арамовна Есаян, Геворк Абелович Брутян, Саломея Арешян…