После ланча мы сели на поезд до Лиможа, откуда мы планировали держать путь в Клермон-Ферран, а затем в Безье – там была одна из самых длинных однопутных железных дорог, проходящих по территории Франции, известная своими видами на горный Центральный массив. Ожидая пересадку в Лиможе, мы выпили колы, прогулялись по практически пустому и прохладному вокзалу, тишину которого нарушало лишь поскрипывание подошв нашей обуви, и с восхищением осмотрели его куполообразную крышу, украшенную скульптурами полунагих кариатид. Увитые виноградными лозами, дубовыми листьями и желудями, в венках на головах, они аллегорически представляли провинции Лимузен, Бретань, Гасконь и Турень, которые обслуживает этот вокзал. Гирлянды дубовых листьев змеятся к куполу, увенчанному круглым витражом. Вокзал показался нам настоящей архитектурной жемчужиной, невероятной для обычного провинциального города. Мы решили выйти за его пределы, чтобы полюбоваться им снаружи и получше разглядеть крышу. Местечко нашлось у фонтана рядом с дорогой, оттуда открывался прекрасный вид на здание в стиле ар-деко и часовую башню. Впоследствии мы увидели много вокзалов, но с уверенностью можно сказать, что Бенедиктинский вокзал в Лиможе, наша случайная интуитивная находка, – один из самых красивых.
Французские поезда TGV – Trains à Grande Vitesse[1] – совершили революцию в железнодорожных поездках по Европе, изменив привычные реалии и для регулярно путешествующих пассажиров, и для бездельников вроде нас, чье единственное желание – поглазеть на виды из окна – теперь было почти неисполнимым, ведь высокая скорость движения почти не позволяла что-то разглядеть. На медленных поездах из Лиможа в Клермон-Феран и из Клермон-Ферана в Безье пассажиров было довольно мало, большинство из них жаловались на жару, засыпали, разморенные ею, и покидали вагоны уже через пару часов, оставляя нас практически в одиночестве.
– Только подумай, сколько они упускают, – сказал Джем, когда мы проезжали ущелье, где внизу, в реке, дети катались на надувных лодках и спрыгивали с известняковых валунов в воду. Когда мы проезжали мост, они прекратили свои веселые игры и стали размахивать веслами, приветствуя нас. В течение следующих трех часов мы ползли по чаще дремучих лесов, где встречались журчащие и переливающиеся серебром ручьи. Окна были открыты, и вагон стал наполняться ароматом свежей сосны по мере движения на юг, к Безье. Телефон Джема тренькнул, и он взглянул на экран.
– Прямо сейчас у меня должно было быть еженедельное совещание, – произнес он и откинулся обратно на сиденье, закрыв глаза и чуть улыбнувшись.
Из Безье, с пересадкой в Тулузе, мы добрались до Лурда как раз к вечернему крестному ходу. Пройдя вниз по холму, мы влились в море паломников, направлявшихся в грот Масабьель. Я ожидала попасть в тихий городок, в котором из жителей – только несколько монашек, а оказалась в шумной толпе, напоминающей те, что обычно с гвалтом покидают футбольные матчи. Битком набитый пиццериями, кебабными и барами с неоновой подсветкой, Лурд можно назвать городом-курортом, чтящим христианские традиции. Сувенирные магазины с названиями вроде «Господня благодать» и «Секрет Марии» выстроились вдоль тротуаров, стараясь перещеголять друг друга разнообразием товаров: кружки, вееры, зажигалки в виде Иисуса Христа и другие безделушки. Джем бродил по ним в полном недоумении и тут указал мне на возвышающуюся над нами светящуюся статую Девы Марии.
– Представь, каково это – наткнуться на нее в кромешной темноте среди ночи.
– Не желаешь ли, чтобы твой автомобиль благоухал как Папа Римский? – в ответ поинтересовалась я, наткнувшись на целую коллекцию автомобильных освежителей воздуха, которые, судя по надписям, предлагали ароматы разных святых.
– И как пахнет Жанна Д’Арк? Углем?
Каждый из этих религиозных супермаркетов был до отказа забит почтовыми открытками, четками, снежными шарами, картинами, ладаном и бутылочками со святой водой – при этом цены все увеличивались по мере приближения к гроту.