В толпе крестного хода были дети в инвалидных колясках, которых везли родители. Это зрелище ввело меня в легкое уныние. Когда-то я считала себя индуисткой, но для того, чтобы считать себя верующей, мне не приходилось прикладывать много усилий – просто есть бурфи[2] и бирияни[3] на религиозных фестивалях. Мне нравилось жить с мыслью, что существует нечто внеземное, контролирующее все сущее на земле. Иногда я произносила молитвы: перед сном, в часовне или на одной из скамеек в заднем ряду приходской церкви Дауншир Хилл святого Джона в Хэмпстеде в будний день. И все же после моего путешествия по Индии в компании неистового атеиста я начала сомневаться в существовании высшей силы и необходимости присутствия религии в моей жизни как таковой. Я обращала внимание на то, как представители духовенства эксплуатируют бедных и уязвимых, священники забирают у людей последнее, а слепая вера доводит до полного разочарования. К концу путешествия я пришла к выводу, что существование бога противоречит всякой логике и не имеет разумного обоснования и что я больше не испытываю необходимости в религии. Впервые в жизни я почувствовала себя свободной, а уровень осознанности повысился в разы – больше я не молилась и не верила в бога. И теперь, наблюдая за больными среди паломников, несущими дорогие свечи и канистры для того, чтобы наполнить их святой водой, я поняла, что не зря сделала свой выбор. Даже осознание того, что сам процесс оказывает благостный эффект на людей, не шло ни в какое сравнение с тем фактом, что кто-то на этом так или иначе наживается – и это я принять никак не могла. Тем не менее буквально в последнюю минуту я купила маленькую бутылочку с золотой крышкой в виде цветка, чтобы набрать воды и сохранить ее в качестве сувенира.
Прибыв к воротам санктуария, мы с Джемом отошли в сторону, уступив дорогу людям на каталках, которых везли из хосписа неподалеку, закутанных в пледы, чтобы они не замерзли в прохладный вечер. Небо потемнело, и только над Базиликой Пресвятой Девы Марии, возвышавшейся над тысячами паломников, читающих молитвы, со свечами в руках, еще сохранялось насыщенное предзакатное фиолетовое зарево. Мы улучили момент и присоединились к очереди в Грот, на пути нам встретился человек, наполнявший чемодан пластиковыми бочонками со святой водой. Молча мы прошли сквозь пещеру, тишину в которой нарушали только звуки воды, эхом разносившиеся вокруг. По каменной стене струились ручейки, стекая к ногам статуи Богородицы. Паломники позади нас в нетерпении тянули руки над моей головой, чтобы прикоснуться к холодной поверхности, а затем касались своих шей, их губы беззвучно шевелились в молитве. На пути наружу я остановилась, чтобы наполнить припасенную бутылочку водой, туго завернула крышку и положила ее в карман. Тут я заметила, что Джем рассеянно бродит среди каменных сводов.
– Я бы хотел поставить свечку за своего отца, – сказал он. Мы выбрали длинную и тонкую золотую свечу и поставили ее вместе, наблюдая за тем, как ее пламя колышется на ветру, а затем отправились наружу, где оказались на оживленной улице, куда переместились все участники крестного хода, и продолжили свой путь. Несмотря на обуревавшие меня противоречивые чувства, я поразилась спокойствию, которое снизошло на нас после того, как мы покинули Грот.
Как-то раз, в воскресенье, 15-летний Джем натирал до блеска отцовскую обувь для церкви – это был еженедельный ритуал, – как вдруг заметил, что того резко бросило в пот. Это был холодный январский день, поэтому Джем сразу понял, что происходит что-то не то. Уже через несколько минут его отец повалился набок, на подлокотник дивана, прижимая руки к груди, и вскоре в изнеможении сполз на пол. Это был инфаркт. Джем беспомощно наблюдал за тем, как на его глазах умирает отец, которому было всего 44 года. Потеря родителя в столь раннем возрасте, когда только начинает происходить становление человека, коренным образом изменило его отношение к жизни. Предположения, что смерть отца – это божья воля, его оскорбляли, и он отвергал любые попытки привязать религиозную аргументацию к этому ужасному событию. Вместо этого он пообещал себе, что будет проживать каждый день своей жизни на полную катушку, не позволяя деньгам и карьере мешать времяпровождению с близкими и друзьями.
Следующие две недели прошли словно в тумане, мы сменяли один высокоскоростной поезд на другой. Покинув Лурд, мы направились в Тулузу, а оттуда в Барселону, затем рванули в Мадрид, заехали в Валенсию, после чего по побережью вернулись в Барселону. Пересекли юг Франции и Монако и, чтобы отдохнуть, приехали в Италию. Проездной позволял нам посетить 28 стран – практически по одной стране на каждый день, что мы находились в Европе, – но посвятить большее количество времени какой-то одной из стран было непозволительной роскошью. Мы сузили список до старых добрых проверенных мест и предпочли заезжать в те города, которые в первую очередь могли предложить отличную кухню и неплохое вино, а еще лучше – прекрасные пляжи. А вот сами поезда стали разочарованием. Никто не разговаривал друг с другом, все просто спали, и одна поездка ничем не отличалась от другой. Заметно пунктуальные и удобные европейские поезда служат только одной цели – довезти пассажиров из пункта А в пункт Б и не предлагают ничего интересного и примечательного в дороге. Таким образом, вместо длинных романтических переездов мы получили короткие и довольно скучные доставки себя и багажа из города в город. Пока что приключения, на которые мы рассчитывали, так и не начинались.
3
Бирияни – традиционное блюдо индийской кухни на основе риса с добавлением овощей, мяса или рыбы и различных специй.