Я присел на диван у стены. Секретарша встала из-за машинки и, к моему большому удивлению, села рядом со мной.
— Вы полицейский, или доктор, или еще кто-то в этом роде?
— Еще кто-то.
— Можете не говорить, если не хотите, — обиделась она.
— Согласен.
Она помолчала.
— Я очень беспокоюсь за мистера Себастиана.
— Я тоже. А почему вы решили, что я врач или полицейский?
— По тому, как он говорил о вас. Он ждет вас с нетерпением.
— Он не сказал почему?
— Нет, но сегодня утром я слышала, как он плакал у себя в кабинете. — И она показала на дверь в кабинет. — Мистер Себастиан вообще очень сдержанный человек. А тут плакал по-настоящему. Я вошла и спросила, не могу ли я чем-нибудь помочь. Он ответил, что ничем помочь нельзя, что его дочь очень больна. — Она повернулась и своими фиалковыми глазами заглянула мне в глаза. — Это правда?
— Возможно. Вы знаете Сэнди?
— Я ее видела. А что с ней?
Мне не пришлось сочинять диагноз. Из кабинета донеслись мягкие шаркающие шаги. Когда Себастиан открыл дверь, секретарша уже снова сидела за машинкой, являя собой постоянство не хуже гипсовой статуи в нише.
Стивен Хэккет оказался благообразным мужчиной лет сорока, моложе, чем я предполагал. Его плотное тело смотрелось довольно элегантно в превосходно сшитом костюме из твида, приобретенном, скорей всего на Бонд-стрит. Он прошелся по мне презрительным взглядом, словно на глаза ему попался предмет мебели, стоящий не на месте. Производил он впечатление человека, который несет бремя своего богатства так же, как иные носят ботинки на платформе.
Себастиану явно не хотелось с ним расставаться, а потому он попытался проводить его до лифта. Но уже в дверях Хэккет обернулся, быстро подал Себастиану руку, бросив:
— Продолжайте работать в том же духе. До свидания.
Себастиан подошел ко мне, глаза его возбужденно горели.
— Это был мистер Хэккет. Ему очень, очень нравится моя программа.
Его хвастовство было адресовано не только мне, но и секретарше.
— Я в этом нисколько не сомневалась, — отозвалась она. — У вас прекрасная программа.
— Конечно, но заранее ничего не знаешь.
Он пригласил меня в кабинет и закрыл дверь. Кабинет был небольшой, но находился в торце, а потому выходил окнами и на бульвар и на стоянку автомашин. Я глянул вниз и увидел, как Стивен Хэккет сел в красную спортивную машину и укатил.
— Он превосходный автомобилист, — заметил Себастиан.
Его преклонение перед своим кумиром начинало раздражать меня.
— А еще чем он занимается?
— Он всегда на страже своих интересов. Но не слишком активно вмешивается в дела.
— Откуда у него деньги?
— Он унаследовал отцовское состояние. Марк Хэккет был одним из нефтяных королей Техаса. Но Стивен Хэккет делает деньги по-другому. За последние несколько лет, например, он откупил «Сентениал банк» и построил это здание.
— Повезло ему. Чертовски повезло.
Себастиан кинул на меня удивленный взгляд и сел за свой письменный стол. На нем стояли фотографии дочери и жены, а также лежала стопка рекламных проспектов. На верхнем старинным шрифтом было напечатано:
«МЫ БЕРЕЖЕМ ЧУЖИЕ ДЕНЬГИ ТАК ЖЕ ХОРОШО, КАК СВОИ СОБСТВЕННЫЕ».
Я ждал, пока Себастиан не вернется мыслями к своей беде. На это потребовалось время. Ему надо было оторваться от мира денег, в котором лучшее, на что можно рассчитывать, — это запродаться миллионеру. Я стал терпимее относиться к Себастиану, когда узнал, что он способен на слезы.
— Не более чем несколько часов назад я видел вашу дочь.
— Правда? С ней все в порядке?
— Физически, пожалуй, да. А душевно — не знаю.
— Где вы ее видели?
— Она была у своего приятеля в его квартире. Домой, боюсь, она не собирается. По-моему, она имеет зуб на вас и на вашу жену.
Я хотел, чтобы это прозвучало как вопрос. Себастиан взял в руки фотографию дочери и долго изучал ее, как будто надеясь найти ответ.
— Дочь всегда меня обожала, — сказал он. — Мы были настоящими друзьями. До прошлого лета.
— Что случилось прошлым летом?
— Поворот на сто восемьдесят градусов — против меня, против нас обоих. Практически перестала с нами разговаривать. Только когда распалялась, позволяла себе в наш адрес разные выражения.
— Я слышал, у нее прошлым летом была какая-то любовная история.
— Любовная история? В ее возрасте?
— История оказалась несчастливой, — заметил я.
— Кто же он?