— Входите, мистер Арчер. Милости просим в наше скромное жилище. — Выражался он по-книжному правильно.
Он провел меня через гостиную с обветшалой мебелью и цитатами из священного писания на стенах в кухню, где за столом сидела его жена. Она была одета в простое домашнее платье, подчеркивавшее ее худобу. На лице ее угадывались следы сильных переживаний, смягченные чуткими ртом и добрыми глазами.
Супруги Спеннеры были похожи друг на друга и, судя по всему, очень хорошо понимали один другого, что не совсем обычно для людей среднего возраста. Миссис Спеннер, казалось, побаивалась своего мужа или боялась за него.
— Марта, это мистер Арчер. Он приехал, чтобы поговорить о Дэйви.
Она опустила голову. Ее муж счел нужным пояснить:
— После вашего звонка жена призналась мне кое в чем. Пока я был на работе, днем сюда заезжал Дэйви. Она, по-видимому, не собиралась сообщать мне об этом. — Он говорил это скорее для нее, чем для меня. — Как мне стало известно, он ежедневно является сюда без моего ведома.
Он чересчур разошелся, и она его осадила.
— Сам знаешь, что это не так. И я собиралась тебе все рассказать. Просто не хотела портить обед. — Она повернулась ко мне, избегая прямых препирательств со Спеннером. — У моего мужа язва. Нам дорого обошлась эта история.
Словно в подтверждение ее слов, Спеннер вернулся на свое место во главе стола и безжизненно уронил руки.
Я тоже сел за стол напротив его жены.
— Когда Дэйви был здесь?
— Часа два назад, — сказала она.
— С ним был кто-нибудь?
— Он привез с собой свою подружку. Свою невесту. Очень хорошенькая девушка. — Женщина вроде была удивлена этим обстоятельством.
— В каком настроении они были?
— Оба казались возбужденными. Знаете, они ведь собираются пожениться.
Эдвард Спеннер презрительно фыркнул.
— Дэйви сказал вам об этом? — спросил я миссис Спеннер.
— Они оба. — Она мечтательно улыбнулась. — Я понимаю, они еще очень молоды. Но мне было так приятно узнать, что у Дэйви симпатичная девушка. Я дала им десять долларов на свадебный подарок.
— Ты дала ему десять долларов? — с болью воскликнул Спеннер. — Мне надо обстричь десять голов, чтобы заработать десять долларов.
— Я накопила эти деньги. Это не из твоих.
— Не приходится удивляться, что он пошел по кривой дорожке, — печально покачал головой Спеннер. — С первого же дня, как он появился в нашем доме, ты начала его портить.
— Вовсе нет. Просто я относилась к нему с любовью. Он так нуждался в любви после сиротского приюта.
Она перегнулась через стол и тронула мужа за плечо. Словно он и Дэйви были едины.
Но Спеннер в ответ впал в еще большее отчаяние:
— Нам следовало оставить его в приюте.
— Что ты, Эдвард! Ты же так не думаешь. Десять лет мы втроем жили очень хорошо.
— Да? Дня не было, чтобы мне не приходилось учить его ремнем. Если бы мне никогда больше не слышать о Дэйви, я бы…
— Не говори так. — Она прикрыла ему рот рукой. — Ты сам его любишь не меньше, чем я.
— Это после всего, что он сделал нам?
Она поглядела мимо него на меня:
— Мой муж не может не чувствовать горечи. Он столько вложил в Дэйви. Он был для него настоящим отцом. Но мы не могли дать Дэйви всего, что ему было нужно. И когда Дэйви в первый раз попал в беду, наша община отказалась от услуг Эдварда в качестве проповедника. Для него это было ужасным ударом. Потом пошло одно за другим, и мы переехали из нашего города сюда. Тогда у Эдварда и открылась язва, и он долгое время не мог работать, почти все последние три года. При таких обстоятельствах мы не могли сделать многое для Дэйви. К тому времени Дэйви уже ушел от нас, вырвался на свободу и зажил самостоятельно.
Спеннер смутился от такой откровенности жены.
— Это старая история.
— Но я для того и приехал, чтобы ее услышать. Говорите, вы переехали сюда из другого города?
— Почти всю жизнь мы прожили в Санта-Тересе, — сказала женщина.
— Вам знаком некий Джек Флайшер?
— Не так ли звали человека, который приезжал сюда в прошлом месяце? — Она посмотрела на мужа.
— Рослый мужчина с лысой головой, — подсказал я. — Называется помощником шерифа в отставке?