Загородив дверной проем своим телом, он повернулся и позвал девушку:
— Сэнди! Пойди сюда на минутку!
Она подошла к двери. Темные очки скрывали выражение ее лица. Как и Дэйви, она была в темной футболке. Рванувшись вперед, она всем телом прильнула к Дэйви с той откровенностью, на которую способны лишь очень молоденькие девушки. Лицо ее было бледным и каким-то застывшим, и, когда она говорила, губы едва шевелились.
— Я, по-моему, с вами не знакома.
— Меня прислала ваша мать.
— Чтобы утащить меня опять домой?
— Ваши родители, естественно, интересуются вашими намерениями. Если они у вас есть.
— Передайте им, что очень скоро они станут им известны.
Злости, как полагалось бы в этом случае, в ее голосе я не слышал. Он звучал ровно и монотонно. Глаза за темными стеклами очков, казалось, были устремлены не на меня, а на Дэйви.
Они оба были охвачены какой-то страстью. Вокруг них словно что-то дымилось, пахло чем-то паленым, как возле детей, которые играют со спичками.
Я не знал, как говорить с ними.
— Ваша мать плохо себя чувствует… из-за всей этой истории, мисс Себастиан.
— Ей будет еще хуже.
— Это звучит как угроза.
— Так и есть. Могу поручиться, ей будет еще хуже.
— Не говори больше ничего, — затряс головой Дэйви. — К тому же его минута прошла. — Он нарочито сверился с часами на руке, и я уловил, что у него в голове: обширные планы, сложные военные действия, путаные выкладки, не имеющие ничего общего с реальной действительностью. — Ваша минута истекла. До свидания!
— И здравствуйте вновь. Мне нужна еще минута, а может, две. — Не то, чтобы я нарочно злил молодого человека, но и не боялся сделать это. Мне важно было узнать, до какого накала способна дойти его злость. — Сделайте одолжение, мисс Себастиан, снимите очки, чтобы я мог видеть ваше лицо.
Она взялась обеими руками за очки и подняла их. Во взгляде ее горящих глаз сквозила потерянность.
— Надень очки, — приказал Дэйви.
Она подчинилась.
— Ты слушаешься только меня, птичка. Больше никого. — Он резко повернулся ко мне — А что касается вас, я хочу, чтоб вы убрались с глаз долой. Сию же минуту. Это — приказ.
— Вы еще не в том возрасте, чтобы отдавать приказы. Я уеду, но мисс Себастиан поедет со мной.
— Вы так думаете? — Он втолкнул ее назад в комнату и захлопнул дверь. — Она никогда не вернется в этот застенок.
— Лучше жить в застенке, чем под одной крышей с психом.
— Я не псих!
В подтверждение своих слов он размахнулся и нацелил кулак мне в голову. Я отклонился, и кулак проехал мимо. Но очень быстро последовал удар левой, который пришелся мне по шее. Я зашатался и отступил в сад, пытаясь удержать в равновесии качающееся над головой небо. Каблуком я задел за край бетонированного барьера вокруг бассейна и затылком стукнулся о бетон.
Дэйви вырос между мною и небом. Я откатился в сторону. Он пнул меня ногой. Раз, другой. В спину.
Я кое-как поднялся и начал наступать на него. С таким же успехом я мог бы схватиться врукопашную с медведем. Он оторвал меня от земли и поднял в воздух.
— Стоп! — закричала миссис Смит. Можно было подумать, что она в самом деле обращается к непослушному зверю. — Тебе что, захотелось обратно в тюрьму?
Он замер, не выпуская меня из своих медвежьих объятий, от которых у любого перехватило бы дыхание. Рыжеволосая женщина подошла к крану, и из шланга брызнула вода. Всю силу струи она направила на Дэйви. На меня тоже попало.
— Отпусти его.
Дэйви опустил меня на землю. Женщина не отвела шланг, она целилась ему прямо в грудь. А он и не пытался увернуться. Он следил за мной. А я следил за зеленым кузнечиком, который, словно неуклюжий крошка-человечек или скорее карикатура на человека, пересекал образовавшуюся на бетоне лужу.
— Убирайтесь отсюда ко всем чертям, да поскорее! — бросила мне через плечо женщина.
Меня оскорбили не только действием, но и словесно, и тем не менее я ушел. Правда, недалеко: за угол, где оставил машину. Я объехал квартал и снова припарковался на полого спускавшейся вниз улочке повыше «Лорел Апартментс». Мне не были видны ни внутренний двор, ни двери, выходящие в него. Но вход в гараж был как на ладони.
Я сидел в машине и в течение получаса не спускал с него глаз. Мои разгоряченные и раненые чувства постепенно остыли. Лишь пинок в спину давал себя знать.