Мы тайно переписываемся.
8. На запад
Вскоре на столик вокзального ресторана шлепаются два блюда с манной кашей.
Однако приступить к трапезе мы не успеваем. Как раз в ту минуту, когда мы беремся за вилки, в заведение стремительно входят трое совершенно трезвых мужчин с профессионально безэмоциональными лицами.
Они быстро приближаются к нам, хватают Макса за руки, суют ему под нос нож. Макс дергается и кричит. Я тотчас наношу ближайшему ко мне верзиле хороший удар в живот и ничуть не удивляюсь, что грубиян летит на соседний столик, который с треском ломается пополам. Другой верзила, оставив Макса, бросается на меня, но получает в физиономию блюдо с кашей и, облизываясь, отступает назад.
— Не надо, Джеймс! — кричит Макс, но я уже выкидываю наемных убийц из заведения. За соседними столиками мне бурно аплодируют.
— Я все равно обречен, — продолжает Макс.
— У тебя есть выход — Запад! — говорю я. — Устроишься к нам в ЦРУ, контрразведчик ты крепкий.
— Без трудовой книжки?
— Выдадут чековую.
— Джеймс, — вздыхает Макс, — почему я должен тебе верить?
— Потому что у тебя нет другого выхода.
Макс задумывается.
Мы по-братски делим то, что осталось от ужина, расплачиваемся за погром и уходим черным ходом.
Купив в киоске вчерашние газеты, ложимся на пол в общем зале. Свободных мест на скамье нет.
Я, правда, предлагаю проникнуть в депутатскую комнату, благо фальшивых документов у меня полные карманы, но Макс честно отказывается.
9. Дай закурить, парень!
— Вставайте!
Голос идет откуда-то издалека, мы с Максом не обращаем на него внимания.
— Вставайте!
Голос становится более властным. Мы с Максом слышим его и ощущаем пинки в бок. Значит, мы не ошиблись. Едва успели забыться, как нас уже будят.
Мы открывает глаза. Усталый милиционер ласково попинывает нас сапогом.
— Документы!
Документов у нас при себе, естественно, не оказывается. У Макса потому, что нет, у меня потому, что выкрали во сне.
— Чтобы через минуту духу вашего здесь не было, — говорит нам милиционер и удаляется.
Мы с Максом бредем на привокзальную площадь, берем такси. Едем в мучуринские сады, в надежде забраться в какой-нибудь домик и выспаться там без помех.
Но фортуна не улыбается нам. Когда Макс перелезает через забор, звучит выстрел.
Подобно спелой груше, Макс тяжело падает вниз, стонет. В саду слышатся торжествующий вопль и нелитературная речь.
Я взваливаю Макса на спину и бегу в темноту, куда глаза глядят. Как вскоре выясняется, глаза мои глядят в сторону цыганского табора.
На звук моих шагов и жалобные стоны Макса из палатки выходит старая женщина.
— Мы охотники, — говорю я. — Мой друг нечаянно нажал на спусковой крючок и упал с забора.
— Дай рубль, парень, — отвечает цыганка.
Я даю ей рубль.
Цыганка прячет его в складки одежды и меряет меня оценивающим взглядом.
— Дай закурить, парень.
Я достаю сигареты. Цыганка закуривает, забирает пачку и жестом приглашает нас в палатку. В палатке темно. Слышится храп нескольких человек. Пахнет казармой и вольным образом жизни. Я кладу Макса животом вниз на старое одеяло. Макс постанывает и поскуливает.
Цыганка идет в угол палатки, возвращается оттуда с большим тазом, наливает в него воду и ставит на керогаз. Затем надевает на себя шапку-ушанку, начинает ждать. Сигарету изо рта она не вынимает.
Когда вода вскипает, цыганка приказывает мне снять с Макса брюки и посадить его в магический таз.
— Незримая сила излечит его, — говорит она. — Дай три рубля, парень.
Я достаю трешку и сажаю Макса в кипяток. Макс скрипит зубами, но мужественно терпит. Цыганка, впившись пронзительно-черными глазами в переносицу моего друга, начинает раскачивать его из стороны в сторону и что-то быстро-быстро шептать.
На лбу Макса медленно, но неуклонно выступают кристаллики поваренной соли. Цыганка берет Макса за нос, мотает его голову против часовой стрелки. Затем она аккуратно сметает соль на бумажку, сворачивает ее, прячет под подушку и целует Макса.
— Хочешь узнать свою судьбу, парень? Дай руку!.. О! Ты служишь!.. У тебя важная должность… Тобой довольно начальство… Ты скоро…
— Достаточно, — прерывает ее Макс и убирает руку.
— Но будущее, — продолжает цыганка, — определено прошлым. Дай пять рублей, парень.
Макс хмуро сует пятерку цыганке, и мы выбираемся из гостеприимной палатки.