И вся эта лабуда, чтобы потешить извращенцев.
Чем старше я становлюсь, тем меньше мне нравится этот мир и тем больше я ценю все хорошее.
Вроде Софии.
Глава 4
Как только дверь за мной захлопывается, я чувствую себя слабым, как котенок в мешке. Праведный адреналин уходит в пятки, и мне приходится упереться лбом в стену, чтобы меня не стошнило. Ощущение тазера так печет грудь, будто она дымится, а мысли вдруг бурным водоворотом сливаются в канализационную трубу коры моего запутавшегося мозга.
Во всяком случае, ощущение именно такое.
Может, мне следует туда вернуться и пришить этих мусоров, потому что они первым делом ринутся за мной? У них ведь просто нет выбора.
На сугубо практическом уровне это хороший аргумент. Просто порешить Кригера с Фортцем – и дело с концом, но убийство «фараонов» – практически верная гарантия, что до суда мое дело не дойдет, даже несмотря на приятельские отношения кое с кем в департаменте.
Пару месяцев назад я провел ночь в городе в компании Дикон и ее капитана, и кончилась наша эпопея в задней комнате «Слотца» с бутылкой «Джека Дэниелса» и дурацкими ухмылками на лицах. Разговор крутился вокруг идиотских отговорок, которые «фараоны» предают бумаге, чтобы оправдать применение оружия.
«А еще один парень утверждал, что ему пришлось пристрелить подозреваемого, потому что у него на майке была надпись, – поведал капитан, положа руку на сердце в прямом смысле. – И надпись была, цитирую, «не по-американски», а этот новобранец, жертва пьяной акушерки, думал, будто видел где-то словечко «джихад». – Кэп умолк, чтобы отхлебнуть виски, и мы поняли, что приближается кульминация. – И рекрут вообразил, что не может позволить этому типу жить, потому что до аэропорта было не больше пяти миль. А оказалось, что надпись из «Властелина» долбаных «колец». Говно какое-то, эльфы, что ли…»
А Ронел подсказала: «Эльф был, да весь вышел»[26].
Как же мы надрывали тогда животики в пьяном угаре! Сейчас эта байка вовсе не кажется мне смешной. Если Кригер и Фортц когда-нибудь меня настигнут, то уж свои отговорки продумают загодя.
Ронел Дикон – блюститель блюстителей. Настоящий больной зуб для ее дедушки, одного из редкостных афроамериканских служащих техасской полиции, да еще и входившего в знаменитую группу, в семьдесят седьмом штурмовавшую башню университета, чтобы захватить «Техасского стрелка». Ронни приняла жезл из рук отца, совершавшего пешие патрули по Рандберг-лейн, где черному человеку в синем требуется немало пороху, чтобы сделать хоть шаг. Ронни воспитали суровой, но честной. В возрасте двенадцати лет она увидела, как папочка делает в гараже жим лежа. К четырнадцати она уже и сама жала сотню фунтов, а к двадцати двум стала новобранцем в Нью-Йоркском полицейском управлении, усердно трудясь над своим процентом арестов и еще усерднее – над учебниками, чтобы к тридцати выйти в детективы. И ухитрилась перевыполнить программу на пару лет.
Как раз моей дружбой с Ронел Кригер и Фортц в первую голову и воспользовались, чтобы заманить меня в машину. Им следовало бы сообразить, что она будет первым человеком, которому я позвоню, когда руки у меня перестанут трястись. На то, что они «фараоны», Ронни насрать – она ненавидит скурвившихся «фараонов» хуже преступников. Так что она теперь тоже в расстрельном списке. Фортц как-то не показался мне добрячком, оставляющим болтающиеся концы. Они непременно ринутся за мной и подстроят Ронел смерть, смахивающую на несчастный случай.
Надо это уладить.
Я звоню Ронел, но меня сразу переключают на автоответчик, так что я оставляю лаконичное послание, пытаясь сделать так, чтобы от слов исходило ощущение безотлагательности, но не отчаяния.
«Ронни. Это Дэн. Надо встретиться. Я в überжопе».
Надеюсь, по моему тону ясно, что дело действительно серьезное. До меня вдруг доходит, что Ронни насчет über ничего не известно, и в таком случае сообщение может смахивать на легкий розыгрыш. Остается уповать, что она догадается по интонации. Но более чем вероятно, что ни фига Ронни не догадается. Выслушает слова и вложит в них обычный смысл. У меня есть ужасное обыкновение вычитывать подтексты, которые больше никто не видит или их попросту нет. В моем сознании все будто высказываются метафорами или транслируют свои намерения микроскопическими движениями, а я пытаюсь докопаться, что же они имеют в виду на самом деле. Вот что бывает, когда тебя воспитывает жестокий родитель: всегда пытаешься высмотреть знаки, предсказать настроение, чтобы убраться подальше до того, как разразится гроза.
26
«Эльф был, да вышел» (