Дальше все было как в рождественской сказке. Добросердечная американская девушка купила великолепную старинную усадьбу в Сент-Женевьев-де-Буа, некогда роскошное владение наполеоновского маршала, – прекрасный дом с флигелями и службами, а вокруг большой парк и сад: тишина, красота, комфорт… Бездомных и одиноких русских стариков было в Париже много, так что главное здание сразу заполнилось, а за ним и флигеля, и службы, а потом уж стали снимать квартиры у местных жителей. Юная благотворительница Долли поставила Русский дом на широкую ногу, следила, чтоб у стареньких русских ни в чем не было недостатка. Как вспоминает митрополит Евлогий в своих мемуарах, «своих подопечных мисс Педжет любила, приезжала навещать, о них заботилась, их баловала. На большие праздники старалась их получше угостить, присылала «авионом» индеек, гусей… доброй мисс Педжет хотелось дать бедной русской аристократии… иллюзию былой, привольной, богатой жизни».
Далека ли дорога от старческого дома до места последнего упокоения? К началу Второй мировой войны на здешнем кладбище было уже около четырех сотен могил. В самое последнее время переселились из Русского дома на здешнее кладбище милые мои знакомцы – Борис Николаевич Лосский, Зинаида Алексеевна Шаховская…
Не только обитатели старческого дома поставляли новых насельников маленькому русскому кладбищу, но и многие парижане, а также русские обитатели южных и западных парижских пригородов. Митрополит Евлогий так объяснял это:
«Часто русские предпочитают хоронить своих близких в S-te Geneviève, а не на парижских кладбищах потому, что здесь постоянно творится православная молитва и как-то приятнее лежать среди своих соотечественников».
Молитва очень важна, но и российским иноверцам, и рос-сийским атеистам (всем тем, кого в эмиграции, во всех странах, без различия их вероисповедания и расы называют просто «русскими») тоже хотелось быть похороненными «среди своих соотечественников». Что же до перешедших в православие иноверцев, то вы, гуляя по кладбищу, и сами заметите, сколько тут немецких имен из Прибалтики (из Курляндии, Ливонии, Эстонии), сколько потомков рыцарей Тевтонского ордена и выходцев из старинной прибалтийской буржуазии, получивших дворянство на русской службе, сколько потомков Мюрата, Бурбонов, Бонапарта, потомков британцев (Лейсли, Огильви, Гамильтонов-Хомутовых, Гордонов, Кричтонов и даже Рамзеев), сколько Катуаров, де Ланжеронов…
Кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа премного украсили и его церковь, и его березы, и его цветы. Надгробья же здесь по большей части традиционные, те же, что на московских или петербургских кладбищах, много деревянных крестов. Надгробья побогаче заказывали чаще тому же Альберту Бенуа, что строил церковь. Состояние многих могил, как сегодня говорят, «оставляет желать»… Хуже того, у входа на кладбище бесконечные списки тех, кто могилы своей скоро лишится, потому что плата за аренду кончается или уже кончилась. Французские надписи и новые памятники вторгаются в ряды ветхих крестов…
Поскольку местные власти не разрешили строить церковь на самом кладбище, был прикуплен у ограды небольшой участок земли, и на нем летом 1938 года началось строительство нового храма по проекту архитектора и художника Альберта Бенуа (брата знаменитого Александра Бенуа). Храм был в новгородском стиле XV – начала XVI века. В марте 1939 года Альберт Александрович Бенуа и его жена Маргарита Александровна приступили к росписи храма. Позднее им стали помогать искусный каллиграф и знаток старославянского письма Г.А. Шереметев и другие добровольцы-художники, точнее художницы.
Освящение храма состоялось в октябре 1939 года. Шла война, и звонить в колокола было запрещено даже по случаю светлого праздника. Старенький митрополит был болен, но в тот день он почувствовал прилив бодрости и волнение, о котором рассказывал так: