Прощай, дорогой друг, нежно целую тебя, а также Ваню, если он у тебя. Жду от него письма. Скажите ему, что если он очень умен, то у меня есть для него славная штучка: новая опера «Норма» Беллини, хочет ли он, чтоб я ему прислала или сам он за ней приедет. Чудо как хороша.
ПИСЬМО 24-е
ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА
1 ноября 1835 г. (Петербург)
Вот, дорогой Дмитрий, бумага, которую мы несколько дней тому назад получили от Лонгинова. Как мог ты поступить так безрассудно и подать вторично на суд дело Усачева в Москве после неблагоприятного решения Сената. Нет никакого сомнения, что если бы ты передал дело сюда, у нас была бы здесь большая протекция и можно было бы не сомневаться в успехе, тогда как теперь Бог знает, что будет. А мы-то были уверены, что в прошении речь шла именно о том, чтобы дело слушалось в Петербурге и именно так мы говорили всем, кто нам советовал это сделать.
Тысячу благодарностей, дорогой Дмитрий, за деньги, они пришли очень кстати, так как мы были совсем без копейки; только ты забыл велеть нам уплатить 100 рублей, которые нам не доплатили при расчетах за три месяца в сентябре. Пожалуйста, дорогой друг, распорядись, чтобы нам выдали их вместе с деньгами за 1 декабря, потому что это по 50 рублей на каждую, то есть почти столько, сколько нам стоит стол в месяц, следственно, это не пустяки.
Таша обнимает тебя от всего сердца и бесконечно благодарит за деньги, которые пришли как нельзя более кстати, так как она имела в них очень большую нужду. Она очень сердита на мать, у которой она просила содержание 200 рублей в месяц, а мать ей отказала под предлогом плохого состояния ее финансов.
Пушкин две недели тому назад вернулся из своего псковского поместья, куда ездил работать и откуда приехал раньше, чем предполагал, потому что он рассчитывал пробыть там три месяца; это очень устроило бы их дела, тогда как теперь он ничего не сделал и эта зима будет для них нелегкой. Право, стыдно, что мать ничего не хочет для них сделать, это непростительная беззаботность, тем более, что Таша ей недавно об этом писала, а она ограничилась тем, что дала советы, которые ни гроша не стоят и не имеют никакого смысла.
У нас в Петербурге предстоит блистательная зима, больше балов, чем когда-либо, все дни недели уже распределены, танцуют каждый день. Что касается нас, то мы выезжаем еще очень мало, так как наша покровительница Таша находится в самом жалком состоянии и мы не знаем, как со всем этим быть, авось как -нибудь сладится. Двор вернулся вчера, и на днях нам обещают большое представление ко двору и блестящий бал, что меня ничуть не устраивает, особенно первое. Как бы себя не сглазить, но теперь, когда нас знают, нас приглашают танцевать; это ужасно, ни минуты отдыха, мы возвращаемся с бала в дырявых туфлях, чего в прошлом году совсем не бывало. Нет ничего ужаснее, чем первая зима в Петербурге, но вторая совсем другое дело. Теперь, когда мы уже заняли свое место, никто не осмеливается наступать нам на ноги, а самые гордые дамы, которые в прошлом году едва отвечали нам на поклон, теперь здороваются с нами первые, что также влияет на наших кавалеров. Лишь бы все шло как сейчас, и мы будем довольны, потому что годы испытания здесь длятся не одну зиму, а мы уже сейчас чувствуем себя совершенно свободно в самом начале второй зимы, слава Богу, и я тебе признаюсь, что если мне случается увидеть во сне, что я уезжаю из Петербурга, я просыпаюсь вся в слезах и чувствую себя такой счастливой, видя, что это только сон.
У меня к тебе очень большая просьба. Прежде всего должна тебе сказать, что я была серьезно больна и сейчас еще болею, но благодаря Спасскому мне, слава Богу, много лучше, он быстро вылечил меня, а болезнь могла перейти в хроническую. Мне хотелось бы поэтому, дорогой Дмитрий, отблагодарить его за лечение. Кроме того, он и Сашу несколько раз пользовал, а также наших людей бесплатно, так что ты понимаешь, что это очень большая любезность с его стороны. Недавно он меня просил выписать ему пару лошадей, чтоб ходили во всякую упряжь, не моложе 5 лет и не старее 7, и хочет за них дать 500 рублей, только чтоб они были весной. Не можешь ли ты купить таких лошадей в Яропольце, где они, кажется, гораздо дешевле и, говорят, славятся как хорошие. Право, ты нам доставил бы большое удовольствие, если бы мы могли ему их подарить от твоего имени за все его заботы в отношении нас. В самом деле я чувствую, что я ему очень обязана, и однако не знаю, как отблагодарить его за свое лечение.
Пришли нам, пожалуйста, запас варенья.
ПИСЬМО 25-е
АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА
1 декабря 1835 г. Петербург
Я начну свое письмо, дражайший и почтенный братец Дмитрий, с того, что ты непроходимо глуп. Разве же я тебе не говорила, какова сумма долга этому сумасшедшему Семенову? Теперь я уже не помню, а так как я его больше не видела с тех пор, то и не могу его спросить. Потрудись посмотреть несколько предыдущих писем, ты там найдешь все что нужно. К тому же это было бы неплохо, письма очень поучительные и интересные, и это заставит тебя провести несколько очень приятных минут. Насколько я помню, там часто идет речь о некоем господине Носове, благовоспитанном молодом человеке редких достоинств, красивом и любезном, в общем о щеголе с Васильевского острова. Не знаю, знаешь ли ты его, но я тебе очень бы посоветовала, когда ты здесь будешь, посещать его как можно чаще. У меня даже была просьба к тебе в отношении этого интересного молодого человека. Я хотела тебя просить дать мне к нему рекомендательное письмо. Вот уже 1 декабря, и я была бы не против возобновить знакомство, потому что, по правде говоря, у нас с ним были некие интимные отношения, которые я не хотела бы порывать окончательно. Итак, ради Бога, дорогой братец, постарайся, так как иначе мы снова начнем жаловаться на нищету.
Что сказать тебе интересного? Жизнь наша идет своим чередом. Мы довольно часто танцуем, катаемся верхом у Бистрома каждую среду, а послезавтра у нас будет большая карусель [конные состязания]: молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и самые очаровательные. Хочешь знать кто это? Я тебе их назову. Начнем с дам, это вежливее. Прежде всего, твои две прекрасные сестрицы или две сестрицы-красавицы, потому что третья... кое-как ковыляет (Н.Н.Пушкина была беременна); затем Мари Вяземская и Софи Карамзина; кавалеры: Валуев — примерный молодой человек, Дантес — кавалергард, А. Голицын — артиллерист, А. Карамзин — артиллерист; это будет просто красота. Не подумай, что я из-за этого очень счастлива, я смеюсь сквозь слезы. Правда.
(Конца письма нет)
ПИСЬМО 26-е
АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА
15 декабря 1835 г. Петербург
Я прошу у тебя одолжения, дорогой Дмитрий, умоляю тебя об этом на коленях. Ты знаешь, конечно, что я беру уроки фортепиано, не упрекай меня в этом, это единственная вещь, которая меня занимает и развлекает. Только готовя уроки, я забываю немного свои горести; это помогает мне рассеяться и отвлекает от моих черных мыслей. Вот почему я решила обратиться к тебе с просьбой, иначе я никогда бы не позволила себе этого. Часто даже я склоняюсь к тому, чтобы отказаться от уроков, но как только я об этом подумаю, мне делается просто страшно, потому что тогда у меня больше не будет возможности найти помощь в самой себе. Итак, не откажи мне в моей просьбе. Так как мое содержание не позволяет мне покрыть этот расход, я была вынуждена вчера прибегнуть к помощи Юрьева и заняла у него 300 рублей; я взяла эту сумму только на один месяц, в надежде, что ты приедешь в январе, как ты нам говорил. Если случайно ты задержишься из-за своих дел и не сможешь приехать к этому сроку, умоляю тебя, разреши мне взять эту сумму у Носова и пришли мне соответствующее письмо к нему. Заемное письмо Юрьева только до 16 числа, поэтому, если ты мне не откажешь в этой просьбе, поскорее вели мне выдать эти 300 рублей. Ради Бога, дорогой братец, я рассчитываю на твою дружбу. Если бы ты захотел завершить свое благодеяние, назначь мне 720 рублей в год на мои уроки музыки. Они не стоят дороже, и я была бы спокойна.