Как же они нервничали и переживали, даже боялись этой поездки! Но стоило им пройти иммиграционный контроль в Шереметьеве, как все страхи остались позади. Никогда не забуду слов, сказанных Канонникоффым по возвращении из Москвы:
— Мы застали страну, где все кипит и бурлит. Много конфуза, хаос, и это заметно и печально. Но падать духом не стоит. Ростки нового уже пробиваются. Я верю в русский народ, его ум, его силу, его творческую энергию. Россия — страна неисчислимых возможностей. Она воспрянет, поднимется и снова станет самой великой державой мира. Одно только настораживает сейчас и даже огорчает. Слишком сильны у вас настроения в пользу допуска иностранных капиталов. Нельзя слепо бросаться им в объятия, отдавать им на откуп все — потом наплачемся. Неужели в России нет своих денег, не хватает способных людей, которые могли бы сами возглавить производство, поднять деревню? Я всегда был против коммунизма, но и капитализм тоже не сахар. За 70 лет у вас было много хорошего, и это надо бережно сохранить, нельзя затаптывать все. Что-то надо взять и у Запада, там тоже не все так плохо, как вы раньше думали. А главное — все мы, русские, и в стране и вне ее, должны сейчас объединить усилия, чтобы помочь нашей общей Родине в ее трудный час.
То же говорили мне и Ермакофф, и Флейшер, и другие их друзья, возродившие гнездо русского духа в Парагвае. Эти люди сейчас готовы стать опорой российско-парагвайского делового сотрудничества. Канонникофф мечтает создать совместную пароходную компанию и водить суда с русскими товарами аж до Боливии, а оттуда — в порты Санкт-Петербурга, Николаева, Одессы. Ермакофф и еще несколько человек объединились в фирму, целью которой развитие торговли с Россией. Он же возглавил Парагвайско-российскую торговую палату. Конечно, есть в этой стране предприниматели и побогаче, и повлиятельнее их. Но кому, как не русским, строить и укреплять мост между нашими странами?! И кому, как не нам, помочь им в этом деле?
Александр Кармен
Милдред Дауни Броксон. На льду
Пейзаж почти целиком занимал одну стену комнаты. С грохотом налезали друг на друга льдины серого северного моря, ветер взметал сверкающие фонтаны снега, кричали чайки... Но теплый уединенный дом в Ситке стоял далеко от арктических берегов, и морской пейзаж на стене был всего лишь видеозвуковой проекцией.
Анаган взглянула на часы. Пора. Она прикоснулась к панели управления, и Берингово море исчезло. Вместо него на экране появились ряды внимательных молодых лиц: актовый день в Академии Исследователей. Первый выпускной класс насчитывал только двадцать студентов. Там, в третьем ряду, сидела Накарак, ее правнучка в четвертом колене. Анаган долго ждала этого дня, так долго, что теперь возраст не позволял ей путешествовать. Впрочем, это не имело большого значения. Как отставной советник президента Объединенного Севера она имела определенные привилегии и могла воспользоваться прямой трансляцией.
Анаган погрузилась в воспоминания. Началась ее история много лет назад. «Конечно, тогда я не понимала, что произошло, но я все записала. Записей этих у меня уже нет, но мне и не нужно перечитывать их. Я все помню...»
Семь раз я видела, как ломается лед. А зимой, последовавшей за моей седьмой осенью, появился чужак. Охота до этого была хорошей: на мясной полке лежало много туш тюленей и моржей, много лис попалось в наши ловушки. Женщины занимались тем, что не переставая чистили и размягчали шкуры.
В нашем зимнем поселении стояло четыре дома. В одном из домов, сложенном из камня и глины, жили Мама, Отец, Мама отца и я.
Минула середина зимы, близилась весна. Солнце стало появляться в полдень, задерживаясь над горизонтом чуть дольше прежнего. Один из мужчин заметил на льдине рано поднявшегося белого медведя. Отощавший, со свалявшимся после долгой спячки мехом медведь, шатаясь, бродил в окрестностях поселения. Все наши четыре охотника, их взрослые сыновья и собаки вышли на лед, чтобы убить его. Однако медведь оказался не таким уж сонным, как они думали. Отец мог бы застрелить его, не подходя близко, но вдруг почувствовал под снегом участок тонкого льда, шагнул назад и поскользнулся. Винтовка вырвалась у него из рук и, пробив лед, утонула. Отец долго стоял на коленях, глядя в полынью — единственная винтовка в поселении — и теперь опять ее не стало. Он выменял ее на много лисьих шкур у охотника, живущего дальше к югу, который торговал с белыми людьми. Остальные мужчины молча смотрели в сторону, чтобы не смущать Отца. Он рассмеялся.