«Но если продолжить расспросы,— пишет исследователь, — то можно добиться и более содержательного ответа. Вам скажут, что «медведя играют» ради мяса, что это повод всем родичам собраться вместе; а еще потому, что род, часто устраивающий праздник, имеет охотничье счастье. А кормят медведя и терпят как паняу — в память об умершем».
На самом же деле, отмечает ученый, корни этого праздника связаны были с верой ульчей в существование дуэн-тэни — «лесных людей», живущих деревнями в таежных дебрях так же, как живут простые люди — хусэгдэни, но которые имеют большую силу, являются хозяевами тайги и зверей и требуют жертвоприношений.
Очень часто, верили люди, дуэнтэни оборачивались медведем, и медведь для них был просто «лесным человеком» в шубе. Об этом немало говорилось в сказках и преданиях ульчей. Известно предание, где рассказывается о том, как простая женщина увидела во сне, что ее зовут «таежные люди». Повинуясь властному зову, она ушла в тайгу, повстречала там медведя, жила в берлоге, родила двух медвежат. Когда медвежата подросли, она отправилась с ними к людям-братьям за продуктами. Сама она к тому времени уже приняла образ медведицы. Потом люди-братья нашли ее следы, пришли по ним к берлоге, закололи свою сестру-медведицу и забрали медвежат, которых стали кормить для праздника.
Медвежат обычно брали родственники погибших или умерших в тот год людей. О медвежатах заботились, старались кормить хорошо, а на зиму помещали в амбары, где они спали всю зиму, как в берлоге. Думали, что когда они уйдут к дуэнтэни, где живут и души умерших, то расскажут о жизни в селении, успокоят родственников. Растили медведей два, а иногда и пять лет, после чего и объявляли «байумба хупи». Это был большой праздник. В зависимости от состоятельности устроителя он длился семь, девять или пятнадцать дней. Для гостей заготовляли до полусотни пудов лучших сортов рыбы: осетра, калуги, зубатки, сазана, линка, покупались у китайцев крупы для каш, водка; различные ягоды собирались еще летом. Хороший праздник был тот, когда гости могли сказать: «Ух, было много еды!» И еще — вспомните предание — сестра-медведица приходила к людям за продуктами... Ульчи думали: если праздник будет богатым, то, когда медведь уйдет обратно к «людям тайги», все продукты, что будут съедены на празднике, окажутся у дуэнтэни.
Начинался праздник с вождения медведя по селу. Молодые парни, родственники хозяина, имели возможность продемонстрировать ловкость. С разбегу они вспрыгивали зверю на спину, но друзья их тут же подхватывали, ловко снимали, не дав зверю и опомниться. Медведя приводили в дом, выгоняли оттуда собак, позволяли понежиться в тепле на нарах. А затем начинались многодневные состязания упряжных собак. Ездовые собаки много значили для охотника в то время, зимой это был основной вид транспорта. На состязаниях выбирались лучшие вожаки, их покупали за большие деньги.
К тому времени съезжались гости из самых отдаленных селений и стойбищ, и начиналось основное действо: подготовка медведя к переходу в мир иной...
С книгой этнографа А.М.Золотарева я познакомился, лишь оказавшись в Булаве. Мне дал ее прочитать Сергей Березницкий, этнограф, прилетевший из Владивостока, чтобы продолжить работу исследователя, описать современную жизнь и обычаи ульчей.
На его вопросы, зачем «игру с медведем делаете», как и в прежние годы, отвечали по-разному. Знать не знаю и ведать не ведаю, сказал кто-то. Другой пояснил: потому что так было заведено у стариков, не нам их обычаи менять. А после настойчивых расспросов кое-кто согласился выдать тайну: японцев ждали! Богатые люди! За съемку праздника на кинопленку они собирались будто чуть ли не шестьсот тысяч долларов отвалить! А как бы эти деньги в наше неспокойное, трудное время ульчам пригодились...
...«Тррэек, тррэк, трэк...» — лупят ульчские женщины палками по бревну, этому таежному тамтаму. На площадке перед ним танцуют уже девочки в голубых платьях с пучками золотистых древесных стружек. Стружки на этом зимнем празднике вместо цветов. Уды Альберт, стрелок с луком, главный инженер колхоза, по команде Геннадия Ангина, распорядителя на празднике, резчика по дереву из мастерской «Пахчи», уже пустил первую стрелу. Стрела, как и подобает, пролетела над головой медведя. И Альберт, смущенно улыбаясь и оглядываясь, вкладывает в лук вторую стрелу. Теперь с нескольких шагов стрелок должен был бы пустить стрелу в сердце медведя. Точно, чтобы зверь не мучился. А если ранит, то будет наказан: отдаст хозяину лучшую собаку... Но лук-то какой и стрела — одна бутафория! Альберт совсем растерялся, но люди ждут. Гена Ангин правую руку для решительного сигнала поднял. Задача Альберта не убивать, только изобразить, но и это ему, понимаю, не в радость...