По дороге в отель я не переставая думал о странной встрече. Более всего поразила меня в Саймоне крайняя истощенность. Работа над новой книгой, несомненно, самым пагубным образом сказывалась на его здоровье; должно быть, и выбор темы не способствовал сохранению душевного равновесия. Замкнутый образ жизни, постоянное нервное перенапряжение — похоже, все это привело моего друга на грань катастрофы. Я решил, что непременно должен взять на себя роль опекуна — помощь ему была явно необходима. Для начала следовало навестить Саймона, причем немедленно, не дожидаясь приглашения, а потом... потом что-то предпринимать, и чем скорее, тем лучше.
Вернувшись в гостиницу, я решил расспросить старого Гейнса о Саймоне Мальоре — о его работе и жизни здесь, а может быть, и о причинах происшедших с ним перемен. История, которую рассказал хозяин гостиницы, признаться, застала меня врасплох. По его словам выходило, что одно только имя Мальоре ввергает местных жителей в трепет, а последнего из них, «мастера Саймона», здесь боятся особенно.
Семья эта была одной из самых богатых в округе, но слава за ней закрепилась зловещая. Весь род Мальоре, если верить молве, сплошь состоял из колдунов да ведьм. Темные делишки свои они, конечно, старались скрыть от чужих глаз, но разве в деревне что утаишь?..
Мир не знал еще такого Мальоре, которого природа не наградила бы каким-нибудь уродством. Одни являлись на свет божий с ужасными кожными наростами на лице, другие — с врожденной косолапостью. Среди них было множество никталопов — тех, что ночью видят ничуть не хуже, чем днем,— а уж о пресловутом «сглазе» вряд ли стоит и говорить. В роду Мальоре было двое карликов; впрочем, и горбунов хватало — до Саймона тем же увечьем страдали по меньшей мере двое: дед его и прапрадед.
О необычайной скрытности Мальоре слагались легенды; немало разговоров ходило и о кровосмесительных браках. Все это, по мнению местных жителей, разделяемому Гейном, безоговорочно свидетельствовало об одном: семейка эта явно знается с нечистой силой. Еще нужны доказательства? — пожалуйста. Почему, скажите на милость, Мальоре с первых дней своего пребывания тут чурались односельчан и почти не выходили из своего старого дома? Чем объяснить тот факт, что никого из них ни разу не видели в церкви? Что за сила выгоняет их из дому по ночам, когда порядочному человеку полагается спать сном праведным?.. Нет, неспроста все это. Знать, скрывают они что-то в своем особняке, страшатся какой-то огласки. Говорят, все у них там сплошь завалено какими-то богопротивными книгами... А еще ходят слухи, будто не по своей воле уехали они из той заморской страны, а изгнали их оттуда за какие-то страшные злодеяния... Вид-то у них больно подозрительный: знать, и здесь что-то такое замыслили... Ну да так оно скорее всего и есть!
Разумеется, никаких конкретных претензий предъявить Мальоре никто не мог. История не занесла в эту глушь ни вируса «охоты на ведьм», ни повальных эпидемий бесовской одержимости. Тут не слыхали ни о «лесных алтарях», ни об «оживающих» время от времени персонажах древних индейских мифов, призрачными монстрами разгуливающих по чащобам. В Бриджтауне не пропадал скот, не исчезали люди — одним словом, не происходило ничего такого, в чем прямо можно было обвинить ненавистных пришельцев. И все же семью Мальоре издавна окружала стена суеверного страха. Наследника вымирающего рода здесь почему-то боялись особенно.
Судьба, похоже, невзлюбила Саймона с первых минут его жизни. Мать мальчика умерла во время родов, причем акушеров к ней пришлось вызывать из города: местные эскулапы все как один наотрез отказались иметь дело с этой семьей. Каким-то чудом младенец выжил, но несколько лет его никто не видел: лишь много позже жители деревни узнали, что отец с братом сумели-таки выходить бедолагу.
Когда Саймону исполнилось семь лет, его отправили в частную школу, и в Бриджтауне он появился лишь пять лет спустя, сразу же после смерти дяди. Местные знатоки утверждали, будто тот скончался от внезапного умопомрачения; ненамного более определенным был и официальный диагноз, кровоизлияние в мозг вследствие опять-таки какого-то совершенно необъяснимого приступа.
Саймон рос на редкость милым мальчуганом. Поначалу бугорок под лопаткой был почти не виден, и, судя по всему, совершенно его не беспокоил. Через несколько недель после своего первого приезда мальчик вновь отбыл в школу и появился здесь лишь два года назад, спустя несколько дней после смерти отца.