— Но есть же сторожа.
— Да, и мы в этом убедились.
— Так что вам угодно?..
Уилсон не ответил. Инициативу в свои руки взяла Бекки.
— Мы не пришли бы сюда, если бы не безысходность нашего положения,— спокойно обратилась она к Фергюсону.— Мы знаем, что вам больше нечего сказать о фактической стороне дела. Нужно другое. Мы хотели бы знать ваши теоретические соображения на этот счет, доктор.
— Все что угодно, но чтобы это помогло нам сохранить жизнь,— добавил Уилсон.— А в нынешней ситуации, поверьте, это не так легко сделать.
— Почему?
Бекки, игнорируя его вопрос, продолжила:
— Попытайтесь представить себе, доктор, чего добиваются эти создания, если они такие, какими мы их описали.
— Инспектор Нефф, я не могу сделать этого. Это даже не гипотеза. Это чисто абстрактное размышление.
— Пожалуйста, доктор.
— А если я ошибаюсь? И если введу вас в еще большее заблуждение? Неужели вы не видите, какой риск это влечет за собой? Я не могу громоздить теории на основании беспочвенной идеи. Я же ученый!
Бекки в отчаянии — и отнюдь не притворном — смотрела на него. Уилсон, не упуская ни слова из разговора, настороженно вглядывался в длинный ряд темных окон в дальнем конце зала. В мертвящей ночной тиши и выключенные из привычной обстановки, они, все трое, сидели сейчас лицом друг к другу; он был вынужден отбросить свои личные проблемы и признать очевидное: оба копа нуждались в помощи, но оказать им ее он был не в состоянии.
Разве что... ведь зачастую ученые даже не представляют степень невежества других людей.
— Все, что вы нам скажете, может оказаться для нас полезным, доктор,— продолжала настаивать Бекки, стараясь говорить максимально спокойно и любезно.— Почему вы отказываетесь говорить о том, что так хорошо знаете?
— О чем, например?
— Ну хотя бы о чувстве обоняния. Насколько сильно оно развито и что мы можем сделать, чтобы сбить их со следа?
— Ну диапазон здесь достаточно широк. У ищейки чутье может быть развито в семь-восемь раз сильнее, чем у терьера...
— Расскажите об ищейках,— попросил Уилсон.— Причем, о самых классных.
— Нос ищейки — это совершенно необыкновенный орган. У нее обонятельные нервы сконцентрированы не только собственно в нем — хотя нос и остается наиболее чувствительным органом— но и рассыпаны по всей морде. На обонятельной слизистой оболочке ищейки может находиться до ста миллионов воспринимающих точек. У терьера — двадцать пять миллионов. — Он посмотрел на Бекки, спрашивая ее взглядом, могут ли подобные сведения им в чем-то помочь.
— Если мы будем точно знать, на что они способны, мы сумеем найти способ противостоять им и тем самым отвести угрозу,— сказала Бекки.
Она хотела, чтобы Фергюсон объяснил им, как функционирует это чертово обоняние. Лишь разобравшись, они смогут найти средство нейтрализовать его.
— Вы хотели бы выяснить, каким образом можно сбить со следа этих... животных?
Бекки кивнула.
— Дай-ка мне сигаретку,— буркнул Уилсон.— У меня такое впечатление, что сказанное доктором нас не обрадует.
— Боюсь, что так. Уже многие пытались это сделать и напридумывали множество способов и штучек, чтобы отделаться от собак, которые гнались за ними по пятам. Но никаких эффективных средств, кроме, пожалуй, дождя и сильного ветра, так и не выявлено.
— И снега. Сейчас как раз вьюжит.
— Как сказать. Известен случай — это произошло в Швейцарии,— когда однажды ищейка вела след сорокасемидневной давности, причем под толстым слоем снега. Была настоящая пурга. Так что это ей не мешает.
— Доктор,— вмешалась Бекки,— может быть, стоит рассмотреть этот вопрос под другим углом. Почему ничто неможет остановить ищейку, идущую по снегу?
— Кроме дождя и ветра? Отвечаю: по двум причинам — из-за великолепно развитого нюха и из-за стойкости самих запахов.
— Но каков уровень этой чувствительности?
— Попробую продемонстрировать это вам на примере количественного порядка: ее нос примерно в миллион раз восприимчивее к запахам, чем у человека.
— Мне это ни о чем не говорит.
— Это меня не удивляет, лейтенант Уилсон. Это достаточно трудно себе представить. Ладно, попробую с другого конца.
Он на минутку вышел и вернулся, держа щепотку какого-то немного маслянистого порошка.
— Перед вами примерно один миллиграмм пигмента краски коричневого цвета. А теперь попробуйте себе представить сто миллионов кубических метров воздуха — грубо говоря, это равновелико атмосферному слою над Манхэттеном. Так вот, хорошая ищейка может учуять этот пигмент в таком объеме.