Через семь секунд выдра снова ныряет, и взмах ее хвоста служит мне сигналом к началу нового старта: я вскакиваю и пробираюсь между скалами ближе к воде. На этот раз голова животного быстрее появляется наверху. Фортуна продолжает улыбаться: выдра плывет прямо на меня. Во рту она держит рыбу, чьи большие грудные плавники полностью загораживают ей обзор. В полуметре от моей правой ноги выдра выходит на сушу. Я замираю, затаив дыхание. Она отряхивается и кладет рыбу на водоросли. Потом оглядывается. Однако меня она по-прежнему не замечает, но, видимо, почуяв неладное, снова хватает свою добычу и присматривает новое место для обеда приблизительно метрах в пяти. В следующие несколько минут тишину нарушают только чавканье да хруст рыбьих костей».
Выдры крайне пугливы и осторожны, поэтому наблюдение за ними связано с массой сложностей и препятствий. Когда животные погружают свои лапы в водоросли, которыми море щедро устилает берег при отливе, их блестящие тела практически нельзя разглядеть на черно-зеленом фоне. Только опытный исследователь различит иногда кусочек коричневой кожи или пару блестящих черных глаз. Но даже он нередко в течение целого дня обшаривает местность с помощью полевого бинокля и не может заметить ни одной выдры. А они, как правило, совсем близко: притаились среди камней и с любопытством разглядывают нелепую фигуру на берегу. Утешаться остается только тем, что терпение и уважение к своему «противнику» — не лишние для настоящего ученого качества.
В отличие от других хищников выдры весьма легкомысленны в вопросах собственного комфорта и благополучия. Постоянных жилищ у них нет, и даже когда у самки появляется потомство, она продолжает кочевать вместе с выводком. Так, вверенная доктору Крууку область — а это двадцать километров побережья — насчитывает около ста тридцати нор, которые используют от двадцати до тридцати семей. Как видим, «квартирного вопроса» у этих зверьков действительно не существует, как не существует и понятия неприкосновенности чужого жилища. Каждая выдра, случайно оказавшаяся вблизи одной из пустующих нор, может войти и обосноваться там. Обычно выдры задерживаются на одном месте на несколько недель или месяцев, а потом, словно скучающие аристократы, опять переезжают в поисках новых знакомств и впечатлений. Правда, на короткое время, когда детеныши покидают своих матерей и вскоре должны появиться новые выводки, выдры переходят на оседлый образ жизни. Временно, конечно. Отношения между семьями становятся более тесными, что приводит иногда к потасовкам. Доктор Круук не раз был свидетелем подобных эпизодов. «Однажды ранним воскресным утром я наблюдал за самцом, который неподалеку от своей норы преследовал в море целую стаю рыб, — вспоминал ученый. — Вдруг резкий пронзительный крик прорезал воздух и заставил охотника ринуться к берегу. С большим трудом мне удалось разглядеть втиснувшегося между двумя обломками скал самца меньших размеров, который не сводил глаз с решительно рассекающего воду носа хозяина территории и вопил как охваченный любовным томлением кот. По мере того как расстояние между участниками драмы сокращалось, вопли становились все громче и истошнее. Однако психологическая атака оккупанта нимало не подействовала на его противника, который невозмутимо выбрался из воды и в два счета заставил непрошеного гостя отправиться восвояси».
Подобные батальные сцены между самцами, а иногда и между целыми семьями достаточно типичны. И все же гораздо чаще несколько семейств мирно сосуществуют на большом участке побережья. Взрослые наносят друг другу визиты, детеныши вместе играют, пока не приходит время нарушить эту идиллию и поплыть каждому своей дорогой.
Выдры великолепно умеют скрывать следы своего присутствия, чем дурачат исследователей и безбожно срывают мероприятия по собственной охране. Зачастую единственным указанием на присутствие выдр в данном регионе и на их численность служит помет, который столь осторожные во всех других проявлениях животные оставляют на самых видных местах. Многие ученые видят в этих следах некую систему обозначений и считают, что они используются выдрами как средство коммуникации. Так, например, на тех участках Шетландских островов, которые выдры издавна облюбовали как места для охоты и питания, помет можно обнаружить крайне редко, тогда как другие отрезки берега буквально испещрены подобными знаками. По-видимому, имеет смысл продолжать исследования в этом направлении, и, может быть, вскоре биологи научатся понимать этот необычный язык. Однако доктор Круук считает, что в настоящее время еще рано делать на основе таких «визитных карточек» прямые заключения о численности поголовья или о том, как выдры используют данный участок берега.
Зато анализы «визиток» дают точную и исчерпывающую информацию о меню выдр, которое состоит преимущественно из маленьких, пятнадцатисантиметровых меньков и маслюков. Правда, Ганс Круук, которого интересует не только меню, но и техника охоты, предпочитает наблюдать выдр непосредственно во время «рыбной ловли». Для того чтобы распознать вид рыбы за те несколько мгновений, что выдра держит ее над водой, нужна немалая сноровка. Ученый и его студенты вырабатывают ее с помощью так называемых «стометровых видеотестов»: один студент в течение секунды держит рыбу приблизительно так, как это делает выдра во время еды, а другой, находясь на расстоянии в сто метров, пытается определить, что это за рыба и каковы ее размеры. Впрочем, все разновидности рыб, обитающих на Шетландских островах, все равно не запомнить: выдры буквально плавают в корме. Поэтому охота для них здесь — не труд, а нечто вроде разминки для улучшения аппетита: каждый третий раз выдра выныривает, держа в пасти новую рыбку.
И все же, несмотря на поистине райские условия жизни, выдры на островах продолжают исчезать. Почему?
«В поисках ответа на этот вопрос,— продолжает свой рассказ доктор Круук,— я оказался в морских глубинах: пришлось научиться нырять, чтобы следовать за моими подопечными в районы их рыбного промысла. Подводный мир Шетландских островов необыкновенно красив и в сравнении с наземным ландшафтом потрясающе разнообразен. Я мог часами наблюдать, как по пестрому лесу постоянно движущихся водорослей, словно маленькие молнии, скользят разноцветные рыбки. К сожалению, мне никак не удавалось отыскать какую-нибудь из тех рыбок, которых выдры, поймав, прячут среди подводных камней. Пару раз, обшаривая дно моря, я замечал метнувшуюся из-под камня тень, однако разглядеть ее, прежде чем она исчезнет среди водорослей, я никогда не успевал.
Полный крах потерпели мои надежды понаблюдать за выдрами во время охоты или трапезы под водой. Они передвигались так быстро, так ловко умели сливаться с водорослями и мгновенно пропадать из виду, что я с моим водолазным костюмом и кислородным баллоном казался себе скованным цепями слоном. Чтобы восполнить недостаток информации, я стал мастерить маленькие ловушки для рыб и бросать их вдоль побережья в море. Ловушки редко оставались пустыми; как правило, я находил в них столь любимых моими выдрами четырех- и пятиусых меньков и маслюков. Ловушки действительно помогли мне: сравнение между дневным и ночным ловом показало, что меньки активны исключительно ночью. Тогда, зная, что выдры охотятся днем, я смог установить их метод охоты: они разыскивают меньков в их убежищах».
Во время своих подводных наблюдений исследователь обратил внимание на то, что выдры охотятся всегда в одних и тех же районах. Когда одна группа животных покидает побережье и на ее место приходит другая, последняя неизменно выбирает для охоты те же участки, что и их предшественники. При этом решающим фактором для выбора является вовсе не обилие рыбы, которой, как доказывают все те же ловушки, здесь ничуть не больше, чем в соседних зонах. Дело совсем в другом: хитроумных зверьков привлекает открытая песчаная почва этих районов (нырять легче) и глубина воды. Серия замеров показала, что в шестидесяти процентах случаев уровень воды там, где ныряет выдра, не превышает трех метров. Правда, в более глубоких местах выдры могли бы захватывать больше добычи, однако они предпочитают не перенапрягаться.