Чармиан стояла на своем, пока однажды на прогулке я не попросил ее ехать следом за Разбойницей, на которой сидел. В течение всего сорокамильного пути Разбойница лягалась и брыкалась, а в промежутках улучала момент ухватить компаньонку за холку и увлечь наземь. Другой ее трюк, изобретенный во время прогулки, состоял в том, что она внезапно становилась поперек дороги, вынуждая Деву натыкаться на нее. Неохотно и сохраняя достоинство, Чармиан наконец уступила и согласилась на включение Девы в четверку. С Разбойницы сняли подковы и вернули ее на пастбище.
Наконец четверка запряжена в повозку — легкую двуколку фирмы Студебеккера. Потренировавшись часа два с лишним, после всевозможных недоразумений и остановок я сумел-таки наладить взаимопонимание между лошадьми и мной и объявил о готовности к старту. Но утром у Принца, назначенного коренником вместе с Девой, оказалось искусано плечо. Поначалу мы даже не поняли, в чем дело, он был не в состоянии даже идти. У него распухла нога, и мы ждали несколько дней, но опухоль не проходила. Оставалась Разбойница. Ее опять привели, подковали и впрягли коренной на место Принца. Друзья и родственники еще пытались нас удержать, взывая к благоразумию, но Чармиан села рядом, Наката с пишущей машинкой устроился на заднем сидении — тот самый Наката, что два года плавал юнгой на «Снарке» и доказал, что не боится ничего, даже меня и моей любви к освоению новых средств передвижения. И, уверяю вас, мы поступили правильно. Мы поняли это час спустя, после того как Разбойница раз, наверное, пятьдесят наподдала задом, впрочем, в основном, в ущерб своим собственным ногам и внешнему виду двуколки, раз двести укусила за шею Деву и испортила настроение Чармиан. Ее можно понять: мало приятного лицезреть, как запрягли твою любимую лошадку и, кроме того, жуют у тебя на глазах.
Слава Богу, хоть лидеры нас радовали. Игровая лошадка Кинг и кролик Мильда дружно делали повороты и, спасаясь от коренников, стрелой мчались вперед. Слабостью Мильды был безумный страх, что поперечина ударит ей по поджилкам. Когда такое случалось, она либо оседала на поперечину и поддавала ее ногами, пока та не вставала на место, либо бросалась вперед, грозя порвать постромки. И я думал, что она не успокоится, пока не добьется своего. И тогда нам с Накатой придется взяться за починку, по старинке связать их обыкновенной веревкой, что иной раз держит покрепче проволочного каната, и лишь тогда продолжить наш путь.
Меж тем кое-чему я научился: не скажу, что водить экипаж с четверкой, но управляться с четырьмя — точно. Мне бы теперь взяться для начала править четверкой тяжеловозов с грузом в несколько тонн. А не легкими лошадьми, все время бегущими, и не с легким экипажем, который вот-вот их обгонит, и когда что-то происходит, не успеваешь оглянуться. Моя слабость — полнейшая безграмотность. Скажем, не хватает тренировки пальцам, я ошибаюсь, правя вожжами и полагаясь на глаза. Это приводит к опасному оптическому обману; часто там, где дорожная колея уже расстояния между колесами и глубже, я, стараясь выправить наклонившуюся двуколку, дергал вожжи, но не соразмерив расстояние, лишь усугублял положение — мы садились на брюхо, а лошади запутывали упряжь.
Глаза мешали пальцам своевременно натягивать вожжи, та я даже стал закрывать их в эти минуты, давая возможность пальцам действовать самим. Теперь их движения не зависят от глаз и происходят чисто автоматически. Я даже не обращаю внимание на то, что они делают. Все, что я вижу, — это удовлетворительный результат.