Мы не знаем, как звали правителя этого большого города. Возможно, им был Этрек, который уже упоминался и с которым в 922 году встретился на Устюрте Ибн Фадлан.
Располагая археологическим материалом, мы вправе предположить, что молодая женщина лет 16-18, погребение которой мы исследовали близ огузского городища Жизды, могла задержать свой взгляд на остановившемся у них молодом и красивом индийском купце и что раковины каури, которые входили в ее ожерелье и запястья, были подарены ей далеким чужестранцем. Тем более, что раковины эти родились в прибрежных водах Бенгальского залива... Однако было ли такое знакомство, мы, разумеется, никогда не узнаем. Это предположение, всего лишь дань сентиментальному чувству автора, на мгновение посетившему его, когда он раскапывал погребение столь мало пожившей огузской красавицы.
Спустившись с Устюрта близ последней огузской «ставки», караван вскоре подошел к широкой реке. Река Эмба в этих местах весной очень полноводна. Переправа через нее была опасна. Вначале выслали воинов охраны, которые переплыли реку на лошадях и обеспечили безопасность переправы от гарцевавших невдалеке кочевников. Для переправы товаров были использованы кожаные бурдюки, наполненные воздухом. На плотах, сооруженных из множества бурдюков, перевезли верблюдов и нескольких обессилевших лошадей. Остальные лошади благополучно переплыли реку сами. Однако без жертв не обошлось. Утонул один купец и два верблюда с поклажей: опрокинулся плот.
Не менее опасны были и другие степные реки в период весеннего половодья: Сагиз, Уил. На Уиле, в урочище Ак-Шиганак, нашей экспедиции удалось исследовать одну из таких древних переправ. Ее за несколько лет до нашего появления в этих краях обнаружил зоолог Гурьевской областной противочумной станции Борис Владимирович Трощенко.
Он нашел здесь, близ брода, на песке, серебряную монету — аббасидский дирхем 773-774 годов. Обследуя переправу, мы обнаружили фрагменты среднеазиатской гончарной керамики IX-X веков и бронзовую подвеску в форме головы лошади. Эта переправа — пока единственная, которую исследовали археологи на длинном караванном пути, пройденном Ибн-Фадланом и «синдцем».
До конца пути каравану оставалось несколько переходов. Опасности поджидали его на каждом шагу, особенно когда он двигался по землям башкир. «И попали в страну башкир, — пишет Ибн-Фадлан, — народа из (числа) тюрок, называемого башкиры. Мы остерегались их с величайшей осторожностью, потому что они более других тюрок посягают на убийство. Встречает человек человека, отделяет его голову, берет ее с (собой), а его (самого) оставляет». Обладатель такого трофея считался у башкир отважным и ловким наездником.
Караван, охраняемый бдительными и надежными хорезмийскими воинами, не понес потерь от охотников за головами. Они, как стая голодных волков, поджидали караван у наиболее трудной переправы через реку Урал, в двух переходах к северо-востоку от переправы через Уил. При переправе через широко разлившийся Урал один из купцов, проявивший неосторожность и излишнюю торопливость, погиб. Но охотникам за головами не удалось воспользоваться замешательством, охватившим при этом караван. Трое наиболее дерзких башкирских всадников — при попытке слишком близко приблизиться к каравану в этот момент — были моментально уложены стрелами хорезмийских охранников.
Чем ближе подходил караван к столице Булгарского царства, тем менее опасной становилась дорога. Наконец уставший и утомленный бесконечными происшествиями караван добрался до цели.
Щедро расплатившись с хорезмийской охраной и проводниками каравана, купцы наконец-то смогли отдохнуть в гостеприимном городе и затем заняться своими торговыми делами.
«Синдец» с горечью отмечал, что все его попутчики по каравану давно продали привезенный товар с большой выгодой для себя и многие уже ушли в обратный путь. Он очень сожалел, что на одном из приемов царь Алмуш обратил внимание на него и надолго задержал при своем дворе. «Надо было бы быть более незаметным», — сделал он запоздалый вывод. Но теперь, кажется, этот почетный плен закончился... Так думал Рамгулям накануне похода в северную страну Вису с местными купцами за вожделенными мехами.
Однако, как показали последующие события, «синдец» остался верен своей привычке к месту и не к месту показывать свое превосходство перед другими и забыл урок, ставший причиной его долгого пленения.
Как и опасался царь булгар, его купцы не удержались от искушения послать «синдца» служить Верховному Богу. Вины их в этом не было — они искренне верили, что выполняют завет предков — только самый расторопный и умный достоин этой великой чести. Об этой жертве царю стало известно на десятый день после ухода «синдца».