У Столпа было собственное видение своей организации, также воплощенное глазоротами: они ценили героизм и постоянство войны. Стиву предстояло появиться в качестве олицетворения этих ценностей, прежде чем они снизойдут до того, чтобы выслушать его, каким бы важным ни было его послание.
— Не волнуйся, — сказала она. — Этим займется Адалти.
— Адалти. Ты знаешь его уже тридцать лет. Но понимаешь ли ты его?
— Он гений, Стив. Как я могу его понять?
Адалти был блестящим глазоротом: Микеланджело и Рембрандтом формы. Он был аномален как все гении. Он искренне интересовался чужими расами, людьми, в частности. Его версия захвата Столпом Земли была великим шедевром. Прочие глазороты исполняли его задания, иногда даже не подозревая этого. Те из глазоротов, кто сделал Стива Хардта знаменитым на Югурте, были в положении средневековых камнерезов, участвующих в строительстве собора, окончательный облик которого они никогда не смогут постичь.
Каринта подумала о гигантском пути Стива на Югурту и обратно, о переходе к скорости, близкой к скорости света, а затем быстром скачке за ее пределы, пожирающем большую часть огромного расстояния. Его жизнь, напряженная и прямая, как тетива лука, в двух точках пересекала длинную дугу ее жизни. Смысл этой схемы был ясен для Адалти, но пока еще недоступен для нее.
Стив Хардт ребенок, говорила она себе, черствый юноша, потративший большую часть жизни на путешествие на поверхности корабля Столпа в условиях, похожих на те, что испытывают сардинки в консервной банке. Кто он для нее? Неужели она и впрямь когда-то любила его? Она не была в этом уверена.
И все же, что-то в нем трогало ее сердце, даже после огромного временного промежутка, разделившего их. Ей нравилось, как он двигается, как держит вещи в руках. Ей нравилось, как он слушает, когда у нее есть что сказать. Нравилось, как он смотрит на нее, смотрит по-настоящему, словно ему безразлично, что она на тридцать лет старше, чем в их последнюю встречу. Она чувствовала внутреннюю тягу к нему, и это ее тревожило. Время для этого давно миновало. Чем скорее Стив Хардт проведет переговоры с Великими озерами и отправится своим путем, тем лучше.
— Пора, Стив, — сказала она. — Они ждут.
— Хорошо. — Он взял ее под руку, и они вместе пошли по тропе. — Я расскажу тебе суть дела.
Она не могла найти вежливого повода, чтобы отнять руку, и позволила держать себя, как ему хотелось. Это было приятно, и она решила, что сможет примириться с этим.
Военные планы у них наготове, — сказал Стив, качая головой. — Они знают, что делать. Встреча была бурной, и Стив промок насквозь от пота. Но они добились соглашения. Консорциум Великих озер сделает Стива Хардта героем. Некоторые сопротивлялись, и среди них возникла оппозиция, но у них не было выбора.
— Ну конечно, знают, — согласилась Каринта. — Они уже давно занимаются этим.
Голос ее был резким, раздраженным. Не думая об этом, он сел рядом с ней на кушетку. Она вздрогнула, когда он опустился на подушки.
— Каринта, — начал он. — Почему?..
— Мы действительно должны говорить об этом? Неужели нам нужен полный анализ?
— Нет, не нужен. Я люблю тебя, Каринта.
— Нет, ты ошибаешься. Ты сидел там, в своей маленькой капсуле, и непрерывно думал обо мне, и теперь, когда ты меня видишь, ты по-прежнему думаешь обо мне. Мы уже не такие, как раньше, Стив.
— Да. — Он изумленно поджал губы. — Но мы и не были такими.
— Ох!
Она была права — и она ошибалась. Каринта не была той нежной женщиной, которую он любил, но не стала и кем-то иным, сколько бы мужей и детей у нее ни было. Через несколько дней он отправится в Висконсин, чтобы позволить Столпу атаковать себя, получить статус героя и привилегию вести с ним переговоры. Но он не собирался вести эти переговоры. Югуръюру нечего было предложить, и Столп откажется слушать. Интересно, понимает ли Каринта истинный план? Она общается с Адалти уже тридцать лет. Должна понимать.
Он скользнул по кушетке поближе к ней, как подросток, пытающийся соблазнить женщину впервые. Если он действительно все еще любит ее после стольких лет и всего случившегося, то должен испытывать желание. Любая женщина, независимо от возраста, имеет на это право — если мужчина любит. И он знал, что она чувствует в нем отсутствие этого желания. Оно должно было проявиться во взгляде, в щекочущей теплоте кончиков пальцев и упругости кожи, но всего этого не было, как будто рассеялось меж далеких звезд. Даже если бы Каринта отказала ему и оттолкнула его, она могла бы ощутить вновь исходящее от него тепло. Он хотел сделать это для нее.