Мотор куриары долго не заводился. Потом мы поплыли. Тяжело нагруженная куриара шла довольно медленно, и видно было, что мотор еле-еле тянет, однако река на всем протяжении нашего пути была на редкость спокойная, без столь обычных здесь порогов и перекатов. По берегам с обеих сторон вплотную к воде подступал тропический лес. Иногда он казался безжизненным, и ничто, кроме ровно работающего мотора, не нарушало девственной тишины первобытной природы. Однако тишина эта была обманчивой. Сельва буквально кипела жизнью, но с реки это не было заметно. Только иногда тишина взрывалась зловещим хохотом обезьян, увидеть которых среди ветвей было очень трудно. Вдруг перед самым носом куриары раздался всплеск, и на водной глади показался след от плывущего продолговатого тела. Сидевший на носу Хота-Хота поднял ружье, с которым не расставался с момента отплытия. Молодой индеец у руля показал рукой на воду и произнес только одно слово: «Ба-ба». Так местные индейцы называют один из видов кайманов. Хота-Хота вскинул винтовку, но кайман благополучно ушел в глубину. «А еще здесь водятся анаконды во-о-от такой толщины». — Хота-Хота, видимо, принимал меня за полного профана, поэтому не стеснялся, показывая раздвинутыми руками воображаемую толщину воображаемых змей.
Старожилы везде любят травить байки приезжим, особенно иностранцам. В прошлом году, например, один старатель на полном серьезе пытался доказать мне, что видел в сельве штата Амазонас, в самой отдаленной и малопосещаемой его части, водопад, намного превышающий по высоте знаменитый Сальто-Анхель. Не знаю, верит ли кто подобным рассказам. Может, только из вежливости к собеседнику.
Тем временем куриара сделала крутой вираж, который должен был означать, что мы прибыли на место. В сплошной зеленой стене мелькнул просвет, и через минуту нос лодки уткнулся в песок. Берег здесь образовывал небольшой косогор, по которому нам навстречу спускался здоровенный мулат зверского вида, очень похожий на злодея из латиноамериканских телесериалов. Увидев меня, он удивленно уставился на Хота-Хоту; тот поспешил объяснить, что меня прислал сам Эль Осо. Мулат представился:
— Хесус, капорале.
Это означало, что передо мной стоял местный начальник. Ясно был слышен шум работающего двигателя насоса или небольшой электростанции. Пока Хота-Хота выяснял что-то, я помогал индейцам перетаскивать привезенное вверх по тропинке к лагерю. Лагерь представлял собой два довольно больших навеса, крытых пальмовыми листьями. Один из них был, вероятно, спальней — там висели гамаки, а другой, похоже, — столовой; там стоял грубо сколоченный стол и две лавки. Часть этого помещения была превращена в сарай, сбитый из досок, листов оцинкованного железа, а также распрямленных бочек и жестяных банок из-под керосина. Этот сарай, как я выяснил потом, служил одновременно кухней и складом. Кроме каменного, сильно закопченного очага, там находились стеллажи для продуктов и других вещей. Заведовал этим хозяйством какой-то ужасно заросший мужик, плотный, коренастый, с густой черной бородой, очень похожий на капитана Флинта, каким его изображают в голливудских фильмах. Сначала я его тоже принял за мулата, но потом понял, что передо мной белый, а смуглый цвет кожи объясняется более прозаической причиной — просто грязью.
— Панчо, — представился он.
Как я понял, Панчо исполнял обязанности повара, а мои спутники индейцы Перро и Гальито — Петушок, так звали второго — ходили у него в помощниках.
Когда мы перетащили все наше барахло, на столе уже стоял обед — тарелка риса с куском курицы и стакан воды. «Не густо», — подумал я. Как бы отвечая на мои мысли, Хота-Хота задумчиво проговорил:
— За эту неделю ребята сильно изголодались... но скоро конец месяца... подведем итог, надо питаться солиднее, а то совсем сил не будет...
Здесь, как и почти во всех старательских лагерях, старались экономить на еде, надеясь получить больше при дележе доходов. Неожиданно на столе появилась пузатая рифленая бутылка рома. Меня это удивило: я знал, что в старательских лагерях действует сухой закон, от которого потом отдыхают в поселковых пивных, но чтоб прямо в лагере... Это казалось странным. Я вежливо отказался. Панчо аккуратно налил рому в маленькие стаканчики себе, Хесусу, и Хота-Хоте и снова спрятал бутылку. Видимо, все это носило неофициальный характер, потому и не получило дальнейшего развития. Индейцам, сидевшим здесь же, пить не полагалось, хотя у Перро при виде спиртного было загорелись глаза, но тут же потухли, встретившись с недовольным взглядом капорале.