День тем временем подходил к концу. Было уже часов около шести, когда в сельве смолк шум насоса, и грязные, усталые старатели потянулись в лагерь. Темнота наступила стремительно, как будто выключили свет. Панчо на кухне возился с керосиновой плиткой. Дровами здесь пользовались только в отсутствие керосина, которого мы привезли достаточно, вот только плита, видимо, уже разучилась работать, и раскочегарить ее удалось с трудом.
Постепенно лагерь наполнился оборванными мужчинами. После целого дня работы в грязи они имели довольно устрашающий вид. Кто-то пытался завести маломощную дизельную электростанцию, но в темноте ничего нельзя было разобрать. Откуда-то появились свечи, и при их свете все, происходившее вокруг, казалось спектаклем театра теней. Наконец движок с треском заработал. Стало светло. Старатели успели уже к тому времени вымыться в реке и не казались уже такими страшными. Их было человек восемь. Все принадлежали к самым разным расам и национальностям. Вот самый настоящий негр, без примеси. А вон тот, похожий на певца Хулио Иглесиаса, наверняка его земляк-испанец (это оказалось верным с точностью до города). А этот вообще на индийца похож, не иначе, как выходец с Тринидада (так и оказалось). Тот — скорее всего колумбиец, а этот, кажется, итальянец. Разные пути привели под одну крышу всех этих людей. Некоторые имели явно уголовное прошлое. (Потом мне рассказали, что итальянец уже несколько лет находится в розыске у себя на родине.)
После ужина, несколько более обильного, чем обед, старатели закурили и пошли травить байки из своей жизни или жизни своих знакомых. Капорале Хесус рассказывал о том, как он занимался контрабандой и ходил на небольшом суденышке на Тринидад и Мартинику. Подобным прошлым мог похвастаться и бородач Панчо. Родом он был из Испании и промышлял контрабандой сначала на берегах Бискайского залива, а потом перебрался на берега Карибского моря. Хота-Хота, по его словам, раньше был адвокатом в Каракасе, (поди, проверь), а пожилой бородатый креол по прозвищу Герильеро, что значит «партизан», рассказывал, как он участвовал в партизанской войне в середине шестидесятых годов.
На другой день я проснулся очень рано, однако в лагере никого не было — все ушли на работу с рассветом. Перро пучком веток пытался подмести помещение, пыль стояла столбом. Из этой пыли вынырнул Гальито и протянул мне стакан дымящегося ароматного кофе: «От Панчо».
В столовой сидел Хота-Хота и возился с какими-то бумагами, мятыми и замызганными, видимо, они и составляли его бухгалтерию. На кухне Панчо гремел алюминиевой посудой. Я почувствовал себя абсолютно лишним. Хота-Хота словно отгадал мои мысли.
— Сейчас завтрак, а потом можешь пойти на участок, посмотреть что там делается.
Разрабатываемый участок находился неподалеку от лагеря. Он представлял собой очищенное от леса неширокое пространство, на котором и происходило основное действие, ради которого сюда собрались столь разные и странные люди. ЗОЛОТО! Как магнитом, оно притягивает искателей приключений и авантюристов всех мастей, просто желающих разбогатеть и неустроенных в жизни. Так было всегда, так есть везде—в любой точке земного шара — от Амазонии до Колымы и от Аляски до Австралии, и старатели везде чем-то похожи. Может, потому, что их объединяет общая цель — золото, золото любой ценой, и как можно больше и быстрее. Вспомнилась мне вдруг речка Вача из песни Высоцкого:
Вача — это речка с мелью
В глубине сибирских руд...
Там стараются артелью
Много золота берут...
Гвианская Вача... На участке я ничего нового не увидел, разве что очень мощные механизмы. Интересно, как все это они сюда затащили? Такой, скажем, дизель даже самая большая куриара не выдержит, а вертолетик-стрекоза, на котором мы сюда прилетели, вряд ли утащит его на подвеске.
Поблизости не было дорог и даже просек. Оставался только воздушный путь. Если предположить, что двигатель был доставлен сюда по частям, то, чтобы собрать его на месте, потребовался бы целый цех. Так что логичнее предположить, что все оборудование было заброшено двумя-тремя рейсами тяжелого вертолета. Но такие есть только в соседней Гайане. Напрашивался вопрос — а на территории какой страны мы, собственно, находимся? Но вопросы в таких местах задавать не принято.