Танец и восхождение на ледник длятся много часов. Наконец цель достигнута, в небо взлетают ракеты фейерверка, полыхают костры. Укукуы, вооружившись инструментами, начинают кромсать тело ледника, вынимая из него большие, прозрачные, словно горный хрусталь, глыбы. Солнечные лучи преломляются в них — и они отливают всеми цветами радуги. Одни укуку вгрызаются в лед; другие ведут, как боксеры с тенью, воображаемый бой с мачус — мифическими хранителями Уаки, которых представляют в виде длиннобородых старцев с горящими, как раскаленные уголья, глазами.
Нагруженные глыбами льда, в которых, как верят индейцы, застыли лучи света от «Снежной звезды», укуку спускаются вниз, к остальным паломникам. Здесь лед дробят на мелкие куски и освящают взятую от них талую воду. Ее потом будут хранить целый год, прибегая к целительной и плодородной силе этой святой воды только при тяжелой болезни или угрозе сильного неурожая: в последнем случае кропят поля, моля Апу пощадить засеянную ниву.
Подъем на ледник. Только наиболее выносливые мужчины взойдут на вершину, и тогда начнется главное: укуку, вооружившись инструментами, вырубят из ледника глыбы прозрачного льда.
Утром третьего дня священник храма Сеньора де ла Ринконада, построенного еще во времена колониального вице-королевства, проводит заключительную мессу. Но празднество на этом не кончается. Значительная часть паломников отправляется в 30-километровый крестный ход к святилищу Танкайани.
Это не менее красочное зрелище, чем змея, вползающая на ледник. Впереди несут большой католический крест, а рядом с ним — богато украшенный золотым и серебряным окладом символ императорской власти инков — ачигу. Они идут весь вечер и всю ночь, останавливаясь только для того, чтобы выпить немного воды, сотворить молитву или спеть торжественный гимн.
На холмах вокруг церкви Танкайани процессия останавливается. Люди терпеливо ждут восхода солнца. На такой высоте заря начинается с того, что светлеющее небо наливается пронзительной синевой. А первый луч солнца падает на склон пика Аусанкати, как звенящий золотой кристалл на гулкую наковальню. Приветствуя его, тысячи людей начинают петь:
Ангел мой, куда же ты летишь
На стремительных, как ветер, крыльях?
Но когда ты встретишь Иисуса,
Расскажи, что сын его рыдает.
Отстояв очередную мессу в церкви, паломники идут еще пять километров, возвращаясь в Оконгате, где их ждет обильная пища и снова — музыка и песни. А также танцевальный конкурс, на который съезжаются лучшие индейские ансамбли страны. Празднует весь город, все двери и окна открываются нараспашку, а воздух, как губка, впитывает аромат асадо — жареного на углях мяса, вареных кукурузных початков, свежего сыра, острого чеснока. Гуляют и веселятся до упаду, до поздней ночи, освещаемой огнем костров и трескучими ракетами фейерверка.
День следующий — похмелье от объятий «Снежной звезды». Внутренний жар религиозного рвения спал, и вчерашние морозоустойчивые укуку, зябко кутаясь в пончо и ункунья — толстые шерстяные одеяла, которые здесь заменяют пальто и шубы, разбредаются по стареньким, ревматическим автобусам и не менее обшарпанным, стонущим всеми рессорами грузовикам. Целые колонны пускаются в обратный путь пешком, бережно упаковав в дорожные сумки и вьюки бутылки со священной водой из талого льда «Койльюр Рити».
Над священной долиной Синакара, которая вновь на целый год погружается в стылую тишину, расправив мощные крылья, опять кружатся успокоившиеся кондоры. Только они, бросающие вызов земному тяготению, по-настоящему свободны в этом краю неизбывной печали, чье зеркало — мелодия индейского уайно.
Сергей Свистунов
Зеленый островок в желтом океане
«Не гони, — говорит жена, — Вспомни про французов». Я сбрасываю скорость. Года три назад по пути в Хургаду мы заехали в монастырь Святого Павла в Восточной пустыне. Погода стояла такая же, как сегодня: дул сильный ветер, вздымавший тучи песка. Следом за нами, только со стороны Хургады, подъехали трое молодых французов. Переднюю часть капота их «пежо» отполировало песком до блеска, а лобовое стекло и фары затянуло тончайшей паутиной трещинок, отчего они сделались матовыми. Такие вот результаты дает быстрая езда против ветра в пустыне. Местные водители закрывают радиатор и капот чехлом, а лобовое стекло заклеивают прозрачным скотчем. Но и с такими мерами предосторожности больше шестидесяти километров в час не ездят. К счастью, ветер сегодня не встречный, а боковой, и, поскольку дорога петляет между голыми каменистыми холмами, он атакует машину то с правого борта, то с левого. И все же жена права — как всегда. Лучше ехать потише. Ведь только что остались позади великие пирамиды Гизы. А впереди — еще 360 километров через пустыню, без единого населенного пункта, если не считать «истираху» на полпути — традиционного египетского придорожного комплекса, состоящего из заправочной станции и кафетерия. Путь наш лежит в Бахрию — ближайший к Каиру оазис в Западной пустыне.