Атомный кузнечик
— Да, но только на десять минут. Десять минут в сутки — это безопасно.
«Отсечников», то есть ребят, работающих в реакторном отсеке, узнаешь сразу. И не по счетчикам Гейгера в кармане синей робы, а по какой-то общей отстраненности, отрешенности во взгляде, в движениях. Они как будто уже перешли невидимую черту, отделяющую наш суетный, плотный мир от таинственного и тонкого мира радиации — обители теней, отзвуков, отсветов и отражений.
— Десять минут, — повторяет бывший капитан-лейтенант, лет десять отходивший на подлодках и уже пять болтающийся здесь. — Впрочем, влияние малых доз радиации на организм не изучено…
Ну да. Зато изучено влияние больших!
Шлюз. Раздеваешься догола. Белая роба. Счетчик. Полстакана — того, колючего… Господи, зачем мне сюда?! Но отступать уже нельзя. Из бронированного оконца смотрят на тебя отсечники — не дрейфь!
И я, осенив себя широким крестом, ступаю внутрь. Шипение переборки. Все. Ты здесь. Квадрат — десять метров в высоту, десять — в ширину. Решетки, шланги. Жара. И непрерывное комариное шипение, позвякивание далеких колокольцев, посвист ядерного ветерка, пришептывание, бормотание невидимых шаманов, камлающих в трансе, и подвывающих, и притоптывающих.
Тонкий атомный мир сопровождал нас на протяжении всей поездки — с ее начала, на атомном ледоколе, идущем мимо мест испытания ядерного оружия, до якутских урановых рудников и заброшенного аэродрома для бомбардировщиков с атомным оружием на борту. Там, у затерянной в тундре взлетно-посадочной полосы, где порой видят НЛО, а по осени часты северные сияния, я вновь испытал нечто подобное. Зелено-белая полоса соединила берега. И — словно защелкали, заныли, застонали домры, забряцали кимвалы, зарокотали бубны, загомонили шаманы.
Полоса сложилась в разноцветный яркий круг над нашими головами в черном небе, как будто по темной воде разлилась радужная пленка бензина, только ярче, чище, страшнее. Звук усилился, краски вспыхнули, круг опустился ниже. Вмиг отключились все камеры, как видео, так и фото.
А черная дыра в середине круга тянула, манила, звала. Вокруг нее были звезды. Внутри — ничего. Волны шли сквозь нас, играя и смеясь.
Круг вспыхнул и погас. Темнота сгустилась.
Два дня после этого у меня раскалывалась голова. Чуть позже, в Якутии, ученые объяснили мне, что в устье Лены мы наблюдали редчайшее явление — концентрическое северное сияние. И что на Земле его видело никак не больше тысячи человек. И что нам повезло… Но пока живы во мне тот далекий отсвет и дивный непонятный звон, похожий на горловое пение калмыцких шаманов, мне сложно поверить якутским ученым…
Все стрекотал и щелкал, и пел ядерный кузнечик в двух шагах от меня.
— Все. Десять минут, — сказали мне.
Я вышел. Шлюз. Душ. Полстакана.
— Шило будешь? — спросили ребята, — а надо…Ты ж теперь отсечник!
Мертвые с косами
Арктический берег представляет собой сплошную скалистую полосу. Пять тысяч верст — и никого. Только как в старом фильме «Неуловимые мстители»: «мертвые с косами стоят, и тишина…» Кресты брошенных кладбищ, обломки заборов и руины бараков. Кресты — на могилах моряков, зеков и охранников. Заборы и бараки — остатки самих лагерей. И выступающие местами из вечной мерзлоты, подмываемой океаном, гробы…
Порой в редких поселках, вставших на месте лагерей, появляются родственники погибших и забирают останки в родные места. Зачем? Ссыльные, что спят на скалистых берегах, давно примирились и с этими местами, и с судьбой…
— Они, однако, хорошо работали, — уважительно говорят о них местные, — придумали сейнерами корюшку ловить…
…Пошла шуга — какая-то каша из снега, льдинок и воды.
Нас догнал сухогруз, «морковка» по-здешнему (прозванный так из-за ярко-оранжевой полярной окраски бортов), на котором нам предстояло продолжить путь. «Арктика» не смогла бы в дальнейшем войти в бухту Тикси — та слишком мелка. «Морковка» же шла в Тикси за лесом, предназначавшимся для перевозки в Германию, и согласилась принять журналистскую группу на борт.
Нас провожали на баке все, кто был свободен от вахты. Я и не думал, что так сроднюсь с этими людьми… Впрочем, любая встреча в океане — событие, и, может, матросы пришли на бак просто от скуки?