Таксист. Отстань от меня, знаешь что!
Пассажир. Вот не поверишь, каженный раз на этом самом месте — нет, чтоб баба из своего района попалась… Как нарочно, все на выселках живут. Прямо взбесились! Но вечером, заметь, едут в центр, расходятся пр ресторанам, по кафе, по театрам там… А к ночи мужиков по своим микрорайонам растаскивают. Просыпаешься утром — на стене незнакомые обои, за окном неопознанный пейзаж… «Здравствуй, зайка, с добрым утром!» А зайка лежит и думает, как побыстрее на улицу сигануть и такси поймать. Хорошо еще такси, а то иногда самолет ловить надо. Просыпаешься в Питере, а через пару часов на работу… У меня правило: что бы ни случилось — на работу! Ловишь самолет. Бабки всегда при мне. Нет, с холостой жизнью пора кончать!.. Как у тебя насчет этого?
Таксист. Продолжаю. Конца не предвидится.
Пассажир. Ау меня сил больше нет. На одном транспорте прогораешь. Ну, не могу больше! А бабы идут и идут, как ракеты на цель. Что посоветуешь?
Таксист. Противоракетную оборону.
Пассажир. Они пробьют!.. Ты знаешь, пробовал. Не брился, одевался черт знает во что, на лице изображаешь полное дебильство, ну, чтобы вечерком одному где-нибудь спокойненько посидеть. И что ты думаешь — утром просыпаешься в розовой ванной, сверху душик тепленький поливает, снизу бадузанчик подпирает, а она стоит над тобой с шампунем и ждет, когда ты глазки свои откроешь, чтобы мыла в них напустить. Хорошо же, в следующий раз все наоборот: сидишь чистенький такой, волосики зализаны, проборчик по линеечке, в глазах моральная чистота стоит, ну, прямо дистиллированный такой мужчинка… И что же — пробуждаешься утром в какой-нибудь грязной берлоге, над кроватью табличка с трансформаторной будки «Не влезай — убьет!», у стола вместо стульев два битых унитаза, с потолка свешивается солдатский сапог, внутри лампочка — люстра, понял… И лахудра с зелеными волосами тебе какое-то пойло протягивает в банке из-под тушенки. Но что характерно, при этом ты слышишь те же слова: «Здравствуй, зайка, доброе утро!» Ей. видишь ли, раз в месяц чего-то чистенького захотелось, прозрачненького — вот я ей и попался! Так и мечешься между чистотой и грязью, чистота — грязь, чистота — грязь… Как челнок. Устал.
Таксист. А эта из каких была?
Пассажир. Серенькая такая, ты же видел.
Таксист. А по-моему, ничего.
Пассажир. Вот я и говорю — ни-че-го.
Таксист. Пора поворачивать… Куда?
Пассажир. Иди направо.
Таксист. Где?
Пассажир. После зеленого светофора.
Таксист. Какого?
Пассажир. Черт, он уже красный. Вот как в жизни все меняется — в момент: зеленый — красный, зеленый — красный… Хватит, завязываю! Так однажды захлебнешься в чьей-нибудь ванне. Шеф, давай жениться, свадьбу вместе сыграем… Дешевле выйдет.
Таксист. У меня отец с матерью… я всегда смотрел на них — пара.
Пассажир. А я своего ни разу не видел. Даже на фотографии. На всех снимках был
отрезан. Это мать.
Таксист. Моя умерла. Рак.
Пассажир. Сколько было лет?
Таксист. Шестьдесят два. Сказала отцу: «Через год женись». Ноль.
Пассажир. У моего на одной фотографии пальцы остались, на Материной руке… тонкие-тонкие… А у меня лапа… Ну и что, твой так и не женился?
Таксист. Однолюб.
Пассажир. Ты, я вижу, тоже такой.
Таксист. С бабами мне всегда не везло. Если нравится — не могу познакомиться, если познакомлюсь — не хочет идти, если идет — не дает прикоснуться, а если дает прикоснуться — я теряю к ней всякий интерес.
Пассажир. Может, ты им стихи читаешь?
Таксист. Иногда.
Пассажир. Ошибка!
Таксист. Есенина.
Пассажир. Большая ошибка!
Таксист. А кого надо?
Пассажир. Никого. Они ведь как — видят, что ты не такой, как все, значит, с ним нельзя, как со всеми. И ты горишь!
Таксист. «Я спросил сегодня у менялы, что дает за полтумана по рублю: как сказать мне для прекрасной Лапы по-персидски нежное „люблю“»?
Пассажир. Вот и сгорел!
Таксист. Красивое имя — Лала.
Пассажир. Старик, если тебе на себя наплевать, не порть коммерцию другим.
Таксист. Я — только себе.
Пассажир. Не скажи, все в этом деле связаны. Портишь бабу как продукт.