Адмирал страдал от происходящего на судне, не проявляя диктаторских наклонностей, но все же не выдержал, когда боцман завел такой порядок, когда вахту на палубе нес только один матрос в течение недели. Потом случилось так, что адмирал вообще не обнаружил на вахте никого, когда однажды взвыл ревун гирокомпаса. Если бы адмирал сам не заметил этого, вероятнее всего, компас вышел бы из строя.
Терри любил судно, был безоговорочно предан экспедиции и вовсе не настроен против того, чтобы много работать, однако за плечами у него был также опыт профсоюзного босса и он не привык, чтобы кто-то совал нос в его дела: концы, лебедки и все прочее, относящееся к кругу его обязанностей.
Антон, как всегда, проявлял терпение. Он чувствовал, что экипаж волонтеров сможет подчиниться только диктату здравого смысла.
Это были яркие личности, однако различия в национальности, образовательном уровне и точке зрения на жизнь помешали им сразу же слиться воедино. Антон считал, что рано или поздно, но это произойдет. «Нам нужно стремиться к этому», — сказал он.
Я должен был вскоре покинуть судно из-за предстоящего трехмесячного путешествия по Африке, поэтому понимал, что обязан «заштопать» ситуацию немедленно. К счастью, адмирал умел прощать, а Терри был отходчив.
Я провел общее собрание на палубе, где обрисовал проблемы, которые нам предстоит разрешить в предстоящие годы сотрудничества, и указал главные направления. Конечно, я допускал, что не все мои намерения осуществятся, но, как говорится, время покажет.
Когда со всем этим было покончено, мы вышли из Барселоны ночью и направились в Африку при полнейшем штиле под безоблачным небом. Кок Джилл приготовила жареную макрель [15].
Ненавижу рыбу. Одна рыба. Однако, хорошо зная, что все нормальные люди обожают рыбу, я подпрыгнул от радости, когда один из наших спонсоров предложил нам пять тонн свежей макрели. Наш холодильник был забит ею. К тому времени, когда судно достигло Барселоны, команда явно переела рыбного, а также «равиоли» — еще одного продукта, которого я, кажется, заказал слишком много.
Я проглотил первый кусок и опустил его в желудок в сопровождении томатного сока и перца. Однако неприятный солоноватый привкус был тут как тут. Стараясь подавить отвращение, я вдруг почувствовал, как в салоне наступила тишина. Пятнадцать пар глаз уставились на меня.
Я снова с деланным наслаждением атаковал макрель и «включил» соответствующую улыбку.
«Недурно?» — спросил Эдди Пайк.
Я кивнул головой.
«Жаль, что у вас не будет рыбы в Африке, но ничего, я оставлю специально для вас несколько центнеров»
Сайрус — штурман-индиец, поливая свою порцию соусом, предложил нам прихватить короб замороженной рыбы.
«Это поможет общаться с населением — вместо бус», — вставил Терри.
«Скорее это вызовет революцию», — пробормотала Джилл.
Второй помощник капитана Дейв Пек, по-видимому, добился исключительного права ухаживать за нашим прелестным коком, хотя, как я успел подметить, и другие взгляды тоже устремлялись в ее направлении. Однако по пути было много портов захода, возможно, слишком много для сохранения душевного спокойствия адмирала, если вспомнить его опасения насчет «трепака».
Следующим блюдом было равиоли.
На вторые сутки плавания мы пришли в Алжир; на борт поднялись портовые чиновники. У всех на плечах блестели золотые нашивки или погоны: таможенники, портовые власти, полицейские, санитарные врачи и прочие лица, облеченные малопонятными полномочиями.
Адмирал предстал перед ними в белом кителе, с моноклем в глазу и бородкой конкистадора. Он произвел сильное впечатление на наших алчных посетителей и заставил их отказаться, хотя бы частично, от привычки клянчить продукты и прочие вещи за свои услуги. Через час, когда объемистые кипы бумаг были подписаны и проштампованы, Отто отделался от этой банды полудюжиной бутылок виски и чаем.
«Вам лучше выгрузиться, прежде чем эта братия явится с повторным визитом», — сказал адмирал, и без лишней суеты Терри и палубная команда переправили наши машины на причал, в то время как Джилл упаковала для нас аппетитную баранью ножку.
Итак, мы остались на причале, наблюдая, как «Бенджи Би» растворяется в липкой темноте. Теперь мы не увидим наше судно до тех пор, пока не пересечем Сахару.
Прибыл британский атташе, чтобы забрать Джинни, Симона и Чарли на ночлег; он предупредил нас, что воры снуют повсюду, поэтому Олли и я решили устроиться на ночь в машинах. Для того чтобы обеспечить максимальную безопасность всем трем автомобилям и трейлерам, Олли обнес бечевкой весь наш лагерь и местами привязал пустые консервные банки. Я устроился в кабине «лендровера», а Олли решил, что охранять наш арьергард лучше «снаружи», и поэтому пристроил свой гамак и москитную сетку в водосточном желобе.
Ближе к рассвету началась неописуемая какофония — казалось, подали голос все местные псы. Я выскочил из кабины, порезал ухо об одну из консервных банок, навешенных Олли, и чуть было не задушил самого себя, запутавшись в бечевке. Олли с выпученными глазами выпутался из спального мешка и москитной сетки.
«Боже правый. Собаки Баскервилей при полной луне!» — воскликнул он.
Однако никаких собак не было и в помине. Вместо них мы увидели огромную мечеть, нависавшую над оградой порта, с минаретов которой хор муэдзинов взывал к правоверным. Местный церковный служитель, должно быть, включил громкоговорители на полную мощность. Ужасающие звуки, совсем непохожие на те, что мне доводилось слышать в Аравии, словно хлестали влажный воздух. Разлетелись даже комары.
«Тоже кстати», — сказал Олли, показав куда-то пальцем.
Волна черной жижи приближалась к нам по канаве, в которой плавали рыбьи кости, половинка фетровой шляпы и останки кошки.
Два дня я сражался с бюрократами из таможни и их формальностями. Я так и не добился ничего до тех пор, пока не свиделся с самим главой портовой администрации. За 100 динаров (примерно 250 долларов) он расчистил мне дорогу тремя телефонными звонками. Это оставило в моей кассе всего 80 фунтов на все наше пребывание в Алжире.
Последний вечер в столице мы провели в гостях у британского посла. Это очаровательный холостяк, наделенный тонким чувством юмора. Как записал Симон в дневнике: «Один из приятнейших домов, которые я посещал. Воздушный французский стиль, легкий налет мусульманства, старая английская мебель, восточные тюфяки и ковры. Прекрасный сад с теннисным кортом и бассейном. Завтрак на подносе у окна с видом на посольский сад и порт».
Джинни установила десятиметровую антенну в посольском саду и связалась с Его Королевским Высочеством герцогом Кентским, который находился в это время на выставке средств связи в Бейсуотере в Лондоне. Затем мы поехали на юг по хорошему шоссе в компании с тяжелыми грузовиками-цистернами. Какая-то столовая гора маячила сквозь придорожную дымку. В полдень сорок три градуса по Цельсию. Я ехал вместе с Симоном, за нами в одиночку Джинни, а остальные сзади на «рейнджровере». Заморским путешествием и не пахло, все выглядело как на автопрогулке за пределами Лондона. И все же было приятно ощущать вокруг себя необъятность земного пространства.
В сумерках мы остановились неподалеку от волнистых песчаных дюн Эль-Голеа, которые Олли немедленно окрестил «эль гоноррея». Несколько миль южнее лежал Ханем, куда и был направлен Олли, чтобы ловить песчаных ящериц для Национального исторического музея. Пока мы разбивали лагерь, Олли отправился ставить свои ловушки с кусками солонины в качестве приманки.
На следующее утро солнце выглядело как огромный розовый шар, а все ловушки оказались пустыми. Тучи мух, мошек, которые сильно кусались, не оставляя весь день: пот катил с нас ручьями. Мы ехали почти нагишом. В полдень Олли отметил 50 °C. Трудно было определить, где лучше — внутри палатки или снаружи.
После двух «безъящерных» дней Олли решил, что мы должны быть более настойчивыми. Поэтому мы побрели в барханы, нагрузившись мешками с водой, компасом и ловушками.