Сначала нас встретила плоская, безликая равнина с прочной поверхностью и машины шли хорошо. Было трудно представить себе, что все это «плавало» на поверхности океана. Но совсем недалеко, на юге, нам предстояло пересечь ужасную Краевую зону, где плавучий лед переходит в арктический ледяной щит. Только тогда мы окажемся на самом континенте.
Лед покрывает всю поверхность Антарктиды, за исключением немногочисленных «сухих» долин. По сравнению с ее площадью в 14 миллионов квадратных километров территория США кажется ничтожно малой. По словам астронавтов, Антарктида сверкает подобно огромному белому фонарю на самом днище земного шара. Эти впечатляющие характеристики вовсе не приходили мне в голову по мере того, как мы приближались к краю щита. Я думал лишь о Краевой зоне и ее трещинах.
После нескольких разведывательных полетов Жиль Кершоу нашел для нас маршрут, ведущий в глубь континента, который «вписывался» в щит по сравнительно ровной местности. К тому времени я уже успел обсудить кое-что с боссом южноафриканцев, и он дал мне серию компасных пеленгов, которыми они пользовались во время набегов в глубь континента из Санаэ. Раз уж тут прошли «сноукэты», размышлял я, то «скиду» сам бог велел. Поэтому я остановил свой выбор на маршруте южноафриканцев и не обратил внимания на данные Жиля. Это было ошибкой, однако пострадали от нее мы сами.
В девяноста километрах от Санаэ видимость ухудшилась, когда мы спустились с широкого склона под названием «Эскимосский ледовый подъем». Южноафриканцы предупреждали меня о глубоких трещинах в северной части подъема. Еще не зная, как выглядят здешние трещины, я пришел к выводу, что лучше остановиться; мы расположились лагерем и просидели два дня, пока снова не появилось солнце на ясном голубом небе.
В Санаэ вскрывались трещины, и Брин писал:
«По ночам слышно, как взламывается лед в бухте — эти звуки напоминают танковое сражение. Длинная трещина ползет к нам от западных утесов, она еще узкая, но ее глубина достигает нескольких сотен футов. Лед в бухте словно прочерчен тонкой карандашной линией, которая все время колеблется. Мы решили не ходить поодиночке».
В тот день мы выступили, чтобы пересечь Краевую зону по маршруту, предложенному южноафриканцами. Год назад группа из двенадцати южноафриканских ученых проследовала тут же. Они потеряли при этом две машины, а один молодой ученый провалился на 30 метров и сломал себе шею. В 1981 году на британской базе, расположенной дальше на побережье, погибли двое ученых. Они тоже ехали на «скиду». В 1982 году трое ученых с другой британской станции пропали без вести на припае во время патрульного похода. Характерно, что все небольшие экспедиции в 80-х годах пережили трагедии, подобные тем, что происходили в экспедициях Моусона и Скотта. Современная радиосвязь и авиация, как пытаются заставить нас думать кабинетные безбожники, не гарантируют путешественнику магическую безопасность.
Я брал пеленги на многие наблюдаемые объекты — сначала это были просто миражи, плавающие и растянутые, однако они приобретали отчетливые очертания по мере приближения к ним. У всех были названия на африкаанс: Драайпунт, Валкен, Дассикоп («голова кролика») — и каждый из них был отделен друг от друга многими милями подвижного льда.
Трещины в этой зоне в среднем достигали шести — девяти метров в ширину и четырех-пяти километров в длину, пролегая с севера на юг. Лето было в полном разгаре: мы должны были предвидеть, что снег, все еще скрывавший эти трещины, уже разбух и был ненадежен. Однако наши «скиду» без груза весили всего 300 с небольшим килограммов и благодаря резиновым гусеницам оказывали весьма малое давление на поверхность — всего 20 граммов на квадратный сантиметр, меньше, чем нога человека или лапа собаки. Что касается тяжело груженных нарт с их узкими полозьями, то они действительно могли провалиться. Скорость была тут наилучшим средством. Осторожно мы пробивались на восток и приближались к черной массе нунатака Марштейнен.
И вот, без всякого предупреждения, Краевая возникла перед нами совсем близко: какое-то мерцание зеленоватых теней всего в нескольких метрах впереди, пугающее своим внезапным появлением.
Я прибавил скорости, последовал толчок — и я снова оказался на прочном льду. И снова зеленые линии, но теперь справа и слева. Вперед в белизну. Неважно, что происходит с нартами. Думать только о «скиду» и о самом себе. Четыре или пять трещин на протяжении каких-то ста метров. Я облился потом, разворачивая руль влево и снова влево, потом заметил глубокую расселину и сделал вираж вправо, наклонившись всем туловищем. И снова твердая поверхность.
Я остановился и посмотрел назад, переводя дух.
За моими нартами вскрылись дыры, похожие на кратеры. Другим лучше не ехать по моим следам. Они сами поняли это.
Наблюдать со стороны гораздо хуже, чем делать самому. В любую минуту я ожидал, как на моих глазах в мгновение ока скроется из виду одна из этих ревущих машин вместе со своим закутанным в меха человеческим грузом.
Однако они остановились, не доезжая до меня. Я преодолел трещину по узкой снежной косе, но мои нарты сломали этот мосток, и теперь зеленый шрам около метра в ширину отрезал меня от товарищей. Он был достаточно узким, и его можно было перепрыгнуть. Вспомнив про свои обязанности фотографа, я извлек 16-мм кинокамеру «Болекс» и двинулся к краю трещины. Олли и Чарли наблюдали за происходящим со своего берега, но не остановили меня. Это было глупо: год спустя в этом районе предстояло погибнуть молодому человеку, когда он пошел без связки через скрытую трещину.
Только по счастливой случайности я не рухнул вниз с высоты собора Св. Павла. Я вовсе не подозревал об опасности, потому что видел, что дальняя от меня губа пропасти была обыкновенной стеной, уходящей отвесно вниз. Мне стоило бы припомнить фотографии и зарисовки трещин, это предупредило бы меня, что с моей стороны нал пропастью, вероятнее всего, нависал козырёк, готовый рухнуть при малейшем давлении сверху.
Меня, по-видимому, спас упор «Болекса». Я воткнул его в снег в метре от края пропасти, и он тут же провалился. Кровь застыла у меня в жилах. Помню лишь, как я заорал на своих приятелей: «Идиоты, почему вы не предупредили меня?»
В ответ я услышал взрыв смеха, приглушенный лицевыми масками. Я так и не понял, оценили ли они всю опасность моего положения. Я испытывал те же чувства, что и в Аравии, когда мне довелось ступать по полю, где, как предполагалось, были противопехотные мины. Я медленно подался назад, словно шел босиком по горячим углям. Один раз моя нога ушла в снег почти по колено. Я замер, затем выдернул ногу и переместил ее, стараясь надавливать на снег как можно нежнее, в другое место. Обливаясь холодным потом, я вернулся на твердое место, проклиная как самого себя, так и остальных. Затем я отснял дикий прорыв через трещину, однако отойдя на безопасное расстояние, отчего кадры получились довольно банальными. Зато оператор остался в живых.
С чувством облегчения я мчался на юго-восток, преодолевая последний крутой подъем, ведущий на нунатак Марштейнен. Мы преодолели Краевую зону — первое серьезное препятствие на нашем пути.
Скрупулезно придерживаясь маршрута южноафриканцев, пребывая на ходу по четырнадцать часов в сутки, мы достигли черных и оранжевых утесов хребта Налегга. Его зазубренные вершины вздымались высоко в небо, словно охраняя его.
Весь день температура воздуха держалась на уровне — 28° при слабом ветре, что было вполне приемлемо для езды. Все новые и новые пейзажи разворачивались перед нами на юге и на западе — могучие горные хребты парили в небе как миражи, пульсировали в воздухе какие-то соборы и замки. Это были Иекселен, Грунехогна, Слеттфьеллнутане и многие другие безымянные вершины. Глубокие, сработанные ветром впадины на склонах, напоминающие огромные амфитеатры, обступали нас с флангов, и холмы из глубокого прозрачного льда словно венчали поля заструг в проложенных ветром аллеях. Скалы самой невообразимой формы торчали повсюду, угрожая нам, словно мегалиты друидов [22].
Мы разбили лагерь в тени Налегга. У нас было хорошее настроение, потому что мотонарты слушались нас превосходно. Мы испытывали чувство несказанного облегчения. По сравнению с Арктикой Антарктида, казалось, не сулила нам больших трудностей.
22
Мегалиты — культовые сооружения 2–3 тыс. до н. э., такие, как, например, Стонхендж в Англии, у нас на Кавказе, в Северной Африке и др. Друиды — кельтские жрецы (а также учителя, судьи и т. д.), а кельты — коренное население большей части Западной Европы, да и Великобритании (кстати, бритты — кельтское племя), до прихода германских племен англов, саксов, ютов и норманнов Вильгельма. Нынешние ирландцы, валлийцы, бретонцы, шотландцы, романизированно-германизированные галлы — французы, осколки верований, мегалиты — немного осталось от кельтов, населявших Европу от Испании до нынешней Польши, образовывавших государства и в Малой Азии. Они стали субстратом для других народов и государств. На кельтских рабах росла мощь Рима. Цезарь, убив в Галлии 2 млн. человек, уничтожив друидов, oгpaбив богатейшую страну, открыл новую страницу в истории Рима. Ассимиляцию кельтов довершили германцы и славяне. — Прим. ред.