Лисянский подарил ему «байковое одеяло и многие другие безделицы, но король был заинтересован в полосовом железе, красках, а главное — в защите от своего соперника Камеамеа. «Желательно было ему, — писал приказчик РАК Н. И. Коробицын, — чтоб мы пристали своим кораблем к его острову для защищения его от короля Томиоми, по каковой причине он даже выражал желание «согласиться поступить своим островом в подданство России»» [21, с 277].
Во время пребывания «Невы» на Гавайях моряки сумели обменять одежду, топоры, железо на свиней и фрукты. Стало ясно, что архипелаг мог стать солидной продовольственной базой для Камчатки и Русской Америки. Член команды «Невы» мичман В. Н. Верх отмечал позднее, что каждую осень целесообразно посылать корабль из Камчатки на Гавайские острова, где он мог бы оставаться на всю зиму, а в мае возвращаться назад с грузом продовольствия.
По свидетельству современников, особую страсть король Камеамеа питал к приобретению морских кораблей. У него уже было до полтора десятка различных судов, среди которых были не только катера и тендеры, но и даже большие трехмачтовые корабли. Он был прямо заинтересован в установлении торговых связей и с Россией и ее владениями на побережье материков и островов Тихого океана.
Безусловно, Лисянского и остальных моряков экипажа «Невы» поразили многие нравы и обычаи местных жителей. Лисянский описал некоторые из поразивших его обычаев: «Король дал Юнгу [американцу-советнику, а затем и наместнику короля. — Авт.] землю с некоторым числом людей. В одном из принадлежащих ему семейств находился мальчик, которого все любили. Отец его поссорился со своей женой и решился с ней развестись. При этом вышел спор, у кого должен остаться сын. Отец сильно настаивал оставить его при себе, а мать хотела взять с собой. Напоследок отец, схватив мальчика одной рукой за шею, а другой за ноги, переломил ему спину о свое колено, отчего несчастный лишился жизни. Юнг, узнав об этом варварском поступке, жаловался королю и просил наказать убийцу. Король спросил Юнга: «Чей сын был убитый мальчик?» Получив ответ, что он принадлежал тому, кто его умертвил, он сказал: «Так как отец, убив своего сына, не причинил никому другого вреда, то и не подвергается наказанию». Впрочем, он дал знать Юнгу, что он имеет полную власть над своими подданными и если хочет, то может, без всякого сомнения, лишить жизни того, на кого пришел жаловаться» [22, с 370].
Причем любопытно, что жестокие обычаи распространялись на все категории островитян, даже на королей. Так, Лисянский описал, как проводят, например, «табу макагити»: «Табу макагити походит на наши святки. Целый месяц народ проводит в разных увеселениях: песнях, играх и примерных сражениях. Король, где бы он не находился, должен сам открыть этот праздник. Перед восходом солнца он надевает на себя богатый плащ — одеяние, или покрывало, украшенное красными и желтыми перьями, и потом на одной, но чаще на нескольких лодках отъезжает от берега, приноравливаясь так, чтобы вместе с солнечным восходом опять пристать к нему. Для встречи короля назначается один из сильнейших и искуснейших ратников. Во все время плавания он следует по берегу за королевской лодкой. Как только она пристанет и король, выходя на берег, сбросит с себя плащ, этот ратник, находясь не далее 30 шагов, изо всей силы бросает в него копье, которое король должен или поймать, или быть убитым, ибо в этом случае, как говорят, нет ни малейшего потворства. Изловив копье, король оборачивает его тупым концом кверху и, держа под мышкою, продолжает свой путь в геяву, или главный храм богов. Это служит народу знаком к открытию праздничных забав. Повсюду начинаются примерные битвы, и воздух мгновенно наполняется летающими копьями, которые для этого нарочно делаются с тупыми концами… Некто советовал нынешнему королю отменить это празднество, указывая, что он каждый год должен подвергать свою жизнь явной опасности без всякой пользы. Но Гаммамея [Камеамеа. — Авт.] с надменностью отвечал, что он столь же искусно умеет ловить копье, сколь самый искуснейший из его подданных бросает его, и, следовательно, ничего не опасается» [22, с. 371].
Лисянского особо поразило мастерство островитян в рукоделии. «Сандвичский народ, — вспоминал он, — кажется, имеет большую способность и вкус к ремеслам. Все производимые ими вещи отменно хороши; но искусство в тканях превосходит даже воображение. Увидев их в первый раз, я никак не мог поверить, чтобы первобытный человек имел столь изящный вкус Смешение цветов и отличное искусство в рисунке, со строжайшим соблюдением соразмерности, прославили бы каждого фабриканта этих тканей даже и в Европе, а особливо ежели принять во внимание, что сандвичане производят столь редкие и удивительные изделия самыми простыми орудиями» [22, с 368,369].