В молодости он служил в армии, сержантом по снабжению в послевоенной Германии, — об этом я тоже ничего не знаю. Знаю только, что немецкий язык он всю жизнь считал «забавным», но всегда подозревал, что за всяким немецким акцентом стоит какая-нибудь страшная военная тайна. Его смешили немцы в комедиях Мела Брукса, но я всегда знал, что за этим смехом таится глубокая горечь. Я уверен, что в этих комедиях было для него нечто отвратительное и вместе с тем увлекательное. К старости он полюбил мрачноватые, многослойные шпионские Триллеры Джона Ле Карре и Лена Дейтона, обожал такие фильмы как «Человек внутри», «Третий человек», «Похороны в Берлине» и считал черную комедию «Доктор Стрейнджлав» самым смешным кино на свете.
Я знаю его лучше всего по тем занятиям, за которыми он бывал счастлив: лежать на диване в выходные; читать Жана Лартеги по-французски; глотать бесконечные романы Джона Макдональда — приключенческие, обычно романтические, немного печальные, действие происходит в дальних странах; смотреть новые фильмы Кубрика; слушать новые записи на своей громоздкой акустической системе «Джи-би-эл», настраивать радиоприемник «Маранц»; взять у себя на работе, в «Коламбиа рекордс», отпуск на две-три недели, приехать к нам во Францию и сидеть на берегу мыса Ферра; есть чесночную колбасу с хрустящим французским хлебом, пить красное вино, ходить в белой рубашке из махровой ткани и похожих на боксерские купальных трусах, ковырять пальцами ног в песке. Делая все это, он чувствовал себя легко и свободно. В легкий шторм он входил в воду со мной или Крисом на плечах и пугал нас приближавшейся большой волной.
А потом, когда нам надоедали игры в Тентена, широкое покрывало пляжа, припорошенные песком сэндвичи с минеральной водой «Виттель», мы с Крисом бежали исследовать дюны мыса Ферра. Мы строили укрепления из плавника, который в изобилии находили на диком пляже, играли в массивных блиндажах, оставшихся после немцев, исследовали «паучьи щели» — замаскированные окопы для снайперов, тоннели, которые часто тянулись под землей от орудийных окопов. Мы играли в войну на бывшем поле боя: охотились на мертвых нацистов, про которых ходили слухи, что они все еще не сгнили под песком, взрывали хлопушки в вентиляционных трубах и осыпавшихся лестничных шахтах. Это был просто рай для мальчишек: угрюмые серые горы, растущие из песка среди огромных пустынных дюн, чуть в стороне от края воды, великолепная водная гладь и пляж, который казался бесконечным.
Меня посетила блестящая идея: нам с Крисом надо взять напрокат по мотороллеру и снова проделать весь путь от Аркашона через Ля Тест и Гужан-Местра, вокруг бухты, до мыса Ферра. Мы с семьей проделывали этот путь много раз — сначала в старом «седане ровер», потом во взятых напрокат «симках» и «рено». Но когда едешь на мотороллере, чувствуешь все гораздо острее, решил я. Вдыхаешь этот воздух, а городки, которые проезжаешь, видишь не через ветровое стекло. Я так размечтался, что совершенно забыл об обжигающе холодном ветре и моросящем дожде. Мы оделись как можно теплее, взяли с собой традиционный завтрак Бурденов — колбаса, пахучий сыр, багеты из булочной в Ля Тест, минеральную воду «Виттель», бутылку красного бордо, и отправились в путь. Крис, едва мы успели выехать с гостиничной стоянки, налетел на дорожный знак, упал и сильно ободрал себе плечо и спину. Однако по-солдатски бодро вновь уселся в седло и продолжал нести службу — всякий здравый смысл покинул нас обоих давным-давно.
Было холодно, до крайности холодно. На моем мотороллере можно было ехать довольно быстро (я, как старший, конечно же, взял себе тот, что получше), но Крис тащился со скоростью двадцать пять миль в час и сильно задерживал нас. Шлемы оказались нам маловаты. Сгорая от желания вернуть прошлое, мы их и не примерили, ограничились беглым взглядом. Очень скоро у меня возникло ощущение, что в моей голове просверлили дырку. Дождь хлестал по щекам, одежда вскоре стала удручающе мокрой.
Но мы ехали и ехали мимо дач с заколоченными окнами, закрытых ресторанов и учреждений. Это ведь подвиг, не так ли? Благородная попытка установить связь с прошлым, какой бы отчаянной и глуповатой она ни казалась в январе. Поездка заняла у нас около двух часов, возможно, чуть больше — из-за частых остановок, — надо же было иногда снимать шлемы и давать отдых нашим несчастным черепным коробкам. Наконец мы добрались до пыльной развилки, свернули на дорогу, обсаженную соснами, остановились, слезли с мотороллеров и полмили шли пешком до пляжа. Ничего не было слышно, кроме ветра, стука наших тяжелых туристских ботинок и шума прилива вдали.
— Кажется, я узнаю вон тот, — Крис указал на покрытый граффити блиндаж вдалеке, на полпути между пляжем и сосновым лесом.
— Как насчет пикничка? — предложил я.
— Отличная идея!
Мы довольно долго ковыляли по дюнам и вязли в песке и наконец вскарабкались на толстую, крутую, бетонную стену и уселись на ней. Там, где мы детьми играли в войну, я расстелил салфетку, достал наш скромный завтрак, и мы молча его сжевали. Наши пальцы немели на холодном ветру, который дул с моря. У колбасы был такой же вкус, как в детстве, сыр был хорош, а вино пришлось очень кстати — мы согрелись.
Я достал упаковку фейерверков, и скоро двое мужчин за сорок уже играли в войну, как тридцать лет назад: бросали хлопушки в вентиляционные отверстия, набивали ими пустые бутылки, и глухие звуки взрывов немедленно уносил ветер или гасил песок. Мы гонялись друг за другом вокруг железобетонного убежища, а когда устали взрывать всякую дрянь, а точнее сказать, когда у нас вышли все запасы этой дряни, сунулись внутрь и исследовали лестничные колодцы, где много лет назад играли в «Комбат» и «Крысиный патруль».
Мелкими перебежками мы спустились к пляжу, туда, где было полно плавника, в прежние времена сулившего огромные строительные перспективы, а теперь только нагонявшего тоску. Мы с братом долго молча стояли у кромки воды, глядя на яростные волны.
— Папе это понравилось бы, — сказал я наконец.
— Что? — спросил Крис, оторвавшись от собственных мыслей.
— Сама идея вернуться. Что мы снова пришли сюда — мы вдвоем. Ему бы понравилось. Ему было бы приятно узнать об этом.
— Ага, — согласился мой младший брат, который теперь был не ниже, а выше меня ростом. Мой взрослый младший брат.
— Черт, как мне его недостает!
— Мне тоже, — сказал Крис.
Задумывая эту часть своего кругосветного путешествия, я надеялся попасть в самую точку. Я думал: попаду — и все сразу станет волшебным. Еда будет казаться вкуснее от воспоминаний. Я сразу сделаюсь счастливее. Я изменюсь — вновь стану таким, каким был когда-то. Но никому не дано снова стать десятилетним или хотя бы по-настоящему почувствовать себя десятилетним. Ни на час, ни даже на минуту. Так что вкус у этой поездки получился… кисло-сладкий.
Я понял, что вернулся во Францию, на этот пляж, в этот городок не за устрицами. Не за рыбным супом, не за колбасой с чесноком, не за булочками с изюмом. Не затем, чтобы посмотреть на дом, где теперь живут чужие люди, не для того, чтобы вскарабкаться на дюну, не за идеальной едой. Я искал там своего отца. И его там нет.