Само совершенство . Лучший суши, какой я когда-либо ел. Лучший. Еще раз повторю: лучший, наилучшим способом приготовленный, самый чудесный, самый свежий. Мне стоило огромного труда не засмеяться от радости, не выплеснуть наружу свое восхищение. Тогава-сан, если Вы сейчас читаете это, хочу, чтобы Вы знали: если когда-нибудь Вам понадобится моя помощь, пусть даже в четыре утра, я — к Вашим услугам. Ваше суши было для меня истинным озарением.
В тот вечер, все еще с полным желудком, я побрел к старому вокзалу и аллее Юракучо, где в воздухе стоит запах жаренных на гриле цыплят и густеющей карамели. Все закусочные и пивные были полны, все столики — заняты служащими, угощавшимися якитори. Некоторое время я просто прогуливался, с удивлением чувствуя, что ко мне возвращается аппетит. В самом конце темной и узкой улицы, в закусочной, я обнаружил единственный свободный стул рядом с шумной компанией служащих из одного и того же учреждения, они отдыхали здесь после трудного дня. Один из них, будучи в хорошем настроении, привстал и придвинул мой столик к их столику, предложив мне выпить с ними сакэ. На смеси ломаного английского и примитивного японского мы кое-как познакомились, и я понял, что придется принять участие в еще одной оргии обжорства. Нам подносили и подносили шейки, гузки, хрящики, кусочки от куриных грудок и бедрышек. Стоило мне наполовину опустошить свой стакан, как тут же кто-то мне подливал. Еда все прибывала, и очень скоро пошли застольные шутки, истории, жалобы на жен. Один из моих сотрапезников вообще спал, положив голову на руку, и просыпался только для того, чтобы выпить еще сакэ. Остальные не обращали на него внимания. Узнав о моей сверхзадаче — объесть весь мир, мои собутыльники воодушевились. Предложения посыпались на меня градом:
— Бурден-сан! Вы пробовали тянко ?
— Бурден-сан! Вы были в онсэне? [37] А в кайсеки участвовали? Это прекрасно!
На краю стола уже скопилась порядочная кучка шампуров. Сакэ не иссякало. Потом один из собутыльников продемонстрировал нам, что такое твист, а другие травили несмешные анекдоты про тещу. Состоялась также оживленная дискуссия о том, кто круче: Железный повар [38] Моримото (я был за него) или Железный повар Сакаи (народный любимец). Я постарался, как мог, объяснить реакцию американцев на «инцидент с разделочной доской» во время последней встречи Моримото с Бобби Флаем — многие японцы видели трансляцию, это был кулинарный эквивалент жаркой схватки Тайсона с Холифилдом.
В общем, мы долго похлопывали друг друга по плечам, чокались, обменивались громкими возгласами: «Канпай!» (Будем здоровы!). Когда возникла угроза караоке, я жестами поблагодарил всех и сбежал домой. Когда я уходил, по крайней мере двое уже глубоко спали, уткнувшись лицами в тарелки.
Мы варвары. Мы большие, волосатые, вонючие иностранцы, простоватые, громогласные, неуклюжие, несдержанные, зажравшиеся, бестолково бредущие по жизни. Таким, по крайней мере, себя чувствуешь, готовясь к поездке в рекан [39] . Японцы, по крайней мере те, кто может себе это позволить, любят иногда расслабиться. Они катаются на лыжах. Обожают гольф. Есть фанатики рыбной ловли. Удят на муху. Но самый традиционный способ «оттянуться» — это провести выходные в рекане, загородной гостинице, обычно где-нибудь в горах, подальше от городского шума. Здесь можно провести несколько дней в спокойных размышлениях, отмокая в онсэне, наслаждаясь массажем, слушая музыку. А кайсеки — самый изысканный способ пообедать. Выросшая из чайной церемонии, церемония кайсеки — это национальная версия haute cuisine, высокой кухни, действо, которое призвано радовать все органы чувств, а также душу. И чувство причастности к истории тоже играет здесь не последнюю роль, и удачное соотношение элементов инь и ян.
Что может быть приятнее для офисного страдальца, чем после всех городских стрессов на несколько дней окунуться в шестнадцатый век?
Нервно ожидая синкансэна, скорого поезда до прибрежного городка Атами, я особенно остро осознал, что я — иной, не такой, как японцы. Кайсеки, как ни одна японская церемония, дает плохо информированному иностранцу возможность совершить какой-нибудь серьезный промах, по-настоящему вляпаться. Теперь я знаю, как пользоваться палочками, — в Нью-Йорке могу даже блеснуть. Но когда я ознакомился с этикетом кайсеки, с обычными правилами пребывания в рекане, сердце мое сжалось от ужаса:
• Не показывайте ни на кого своими палочками;
• Не допускайте, чтобы кто-нибудь увидел ваши подошвы;
• Не наступайте на деревянный пол между циновками;
• Никогда не оставляйте палочки воткнутыми в еду;
• Когда пьете бульон или чай, чашку держите на ладони одной руки, а другой ладонью, сложенной ковшиком, придерживайте ее сбоку;
• Если в супе есть куски мяса, удерживайте их палочками, а миску подносите ко рту и отхлебывайте из нее;
• Не топите суши в соевом соусе;
• Оставить на тарелке рис, плавающий в соусе — это проявление чрезвычайно дурного вкуса;
• Когда гейша наливает вам сакэ (горячее сакэ — к холодным блюдам; холодное — к горячим), выпейте, ополосните вашу чашечку и налейте в нее немного гейше;
• Имелась в виду не чашка для омовения пальцев;
• Мойтесь перед обедом. По-настоящему мойтесь;
• Оденьтесь подобающим образом;
• Не забудьте снять обувь, прежде чем войдете в комнату.
Кайсеки, к которому вы недостаточно подготовлены, непременно заставит вас чувствовать себя неповоротливой обезьяной весом в девятьсот фунтов. Я сильно нервничал. Синдзи отвез меня на вокзал на своей машине, крошечном «рено» с двумя дверцами и опущенным верхом. Я взгромоздился на маленькое переднее сиденье, моя физиономия торчала над ветровым стеклом, я чувствовал себя нелепым, огромным и неповоротливым. При этом я знал, что очень скоро буду выглядеть глупее, чем в те времена, когда в шестом классе недолго посещал студию бальных танцев.
Синкансэн — великолепные машины! Похожие усеченными конусами носов на космические шаттлы, они мягко подплывают к очередной платформе. Как только мой поезд прибыл, в вагоны тут же ринулась команда уборщиков в розовой униформе. Через несколько минут поезд отправился. Я ехал в Атами, скользил на высокой скорости мимо окраин Токио, и передо мной на откидном столике стояла коробка бэнто [40] с унаги (суши с угрем) и банка пива «Асахи». Суперэкспрессы синкансэн способны развивать скорость 270 километров в час. Мой напоминал расторопную змею. Сидя в хвосте поезда, я мог оттуда видеть его змеиную голову, пока мы огибали Фудзи с заснеженной вершиной. Мы ехали мимо гор, полей, маленьких городков, ныряли в туннели и выныривали наружу, и море то появлялось слева от меня, то исчезало, и поезд злобно шипел. Было солнечно и сравнительно тепло для зимы. Мы забирались все выше и выше, совершая самые невообразимые по крутизне подъемы и спуски, пока не выбрались наконец на дорогу к рекан «Секию», совсем близко от вершины высокой горы над морем.
Я осторожно снял туфли: сперва одну, потом поставил ногу в носке на специальную приподнятую подставку, и снял вторую. Я выбрал себе самые большие сандалии, и при этом пятка у меня все равно висела. Изящно, насколько мог, я поклонился двум женщинам и одному мужчине, которые, когда я вошел, опустились на колени и поклонились так низко, что носами почти коснулись пола. Пока мой багаж относили в номер, я сидел в маленькой комнатке у входа. Угольки тлели в круглой жаровне, передо мной в миске лежало несколько мандаринов, и в вазе стояла одинокая звездчатая лилия. Единственным украшением комнаты была картина местного художника. Через пару минут появилась женщина в традиционном одеянии и, бесшумно семеня по циновкам, повела меня в мою комнату.