— Когда я служил в болгарских парашютно-десантных войсках, мы очень любили этот самолет, — сказал он. — Разумеется, у нас у всех были парашюты.
Я сделал несколько снимков в Ангкор-Ват. Чтобы снимать этот древний храмовый комплекс, ни один фотоаппарат не годится. Пейзаж слишком прекрасен и слишком огромен для какой бы то ни было рамки. На фотоснимках не передать то изумление, которое охватывает тебя, когда видишь, как из густых джунглей появляются города Ангкора. Миля за милей огромных, причудливых многоуровневых храмов, барельефов, слоновых голов в стиле Дина Тавуляриса, разрушающихся каменных строений, оплетенных корнями столетних деревьев. Это был центр могучей империи чамов, когда-то простиравшейся на восток до города Нячанг и до самого моря, занимавшей всю территорию сегодняшнего Южного Вьетнама и часть Таиланда и Индии. Сколько нужно труда, времени, мастерства, чтобы возвести даже одну сотую того, что возведено! Глядя на густо застроенную территорию, испытываешь даже некоторый страх от невозможности когда-либо представить ее себе всю. Красные кхмеры сделали все, что могли, чтобы разрушить Ангкор, подкладывая мины куда только можно, разрушая святыни. Мародеры и бессовестные охотники за древностями отбили у статуй головы, вынесли из храмов все, что могли вынести, и продали на черном рынке в Таиланде и в других местах. Теперь здесь работают специалисты из ЮНЕСКО. Они с большими трудами восстанавливают то, что еще можно восстановить. Мины в основном обезврежены, так что теперь можно бродить среди каменных развалин в сопровождении какого-нибудь приблудного кхмерского парнишки, который расскажет вам, что символизируют статуи с двумя языками, расставленные по темным углам; а в маленьких буддийских храмах вынудит вас дать бонзам в шафрановых одеяниях несколько риелей. Так что вдыхайте этот затхлый запах с примесью ладана — и вперед, вперед! Можно представить себе, стоя рядом с какой-нибудь огромной каменной головой, что почувствовали первые французы, которые здесь оказались.
Эти паршивцы с телевидения здесь, в Симрипе, тоже хотели поселить меня в какой-то вонючей дыре. Я обвел взглядом холл, понял, что в ближайшие дни придется проводить время в еще более отвратительных интерьерах, и решил пустить им пыль в глаза: поселился в одном из отелей «Ангкор Гранд», примерно в миле от той дыры. Хоть одну ночь я решил провести как нормальный колониальный угнетатель. Никогда я так не радовался горячему душу с хорошим напором воды и неограниченным ее количеством, как в тот вечер, — это было роскошно по сравнению с теми жалкими дождевальными установками, которыми мне приходилось довольствоваться в последние недели. Здесь имелся огромный бассейн, три ресторана, бар и гостиная, где прислуга в остроконечных шапочках и зеленых кромах [46] разносила коктейли с кокетливыми зонтиками. Вернувшись в номер после бассейна, массажа и легкого перекуса, я увидел у себя на подушке ветку жасмина.
Я торопился насладиться роскошью — ведь завтра снова начнутся мучения. Команда нервничала. Признаться, и мне было неспокойно. Планировалось нанять лодку в окрестностях Тонлесапа, добраться до устья реки и плыть вверх по реке в Баттамбанг, а там взять напрокат внедорожник, нанять водителя и ехать со скоростью от семидесяти до восьмидесяти километров по самой ужасной, самой густо заминированной дороге в Камбодже — в Пайлин, к тайской границе. Вообще-то, сейчас был не самый благоприятный момент навещать красных кхмеров. Недавние события в столице указывали на то, что правительство планирует аннулировать свое соглашение с Йенг Сари, лидером пайлинской фракции партии красных кхмеров, и привлечь его к международному трибуналу за военные преступления. В городе было неспокойно.
Дорога на Пайлин. Это вам не кино с Хоуп и Кросби, и в конце путешествия вас явно не ждет Дороти Ламур в облегающем саронге. Итак, я хотел подняться вверх по безымянной реке, а потом опуститься на самое дно самой зловонной выгребной ямы на земле. И, должно быть за мои грехи, мое желание исполнилось.
Я выехал из Симрипа ранним утром. Со мной были Крис, Лидия и Кри. Кри, специалист по красным кхмерам, бывал в Пайлине раньше, во время последних боевых действий. Но с того момента, как мы пустились в плавание из грязного ручейка, сообщающегося с озером, он словно онемел и не произнес ни слова в продолжении всего плавания. Все с самого начала пошло не так, как планировалось. Нанятые нами шкипер и матрос в основном занимались гремучим, лязгающим, очень сомнительным мотором и долго не могли договориться, в какой стороне устье реки. Мы довольно долго плыли вдоль берега, ища какие-нибудь знаки и поджариваясь на палящем солнце. Я съел ланч, захваченный из «Ангкор Гранд», — сэндвич с колбасой, камамбер, бутылка неплохого вина «Кот дю Рон», и теперь просто сидел и ждал, что будет дальше.
Наконец-то найденная река оказалась широкой, чистой и довольно красивой. Но примерно через тридцать миль, когда мы добрались до плавучей деревни, наш шкипер без предупреждения и каких бы то ни было объяснений подплыл к полицейскому участку, который поплавком покачивался на цилиндрических барабанах по пятьдесят пять галлонов каждый. Несколько офицеров в форме и очень эффектных темных очках и еще два типа, по виду проходимцы, в красных кромах и рабочих штанах оливкового цвета, уже поджидали нас. Не спрашивая разрешения, двое в кромах уселись у руля нашей лодки, рядом со шкипером. Копы сделали нам знак продолжать движение.
Крома в Камбодже — наиболее универсальная деталь одежды. Ее носят как головную повязку, как шарф, а женщины — как топ или как саронг. Крому можно использовать как веревку, если надо вытащить из канавы застрявшую повозку, как вещмешок, как пеленку. Но на хмурых, недружелюбного вида незнакомцах с налитыми кровью глазами, на людях в военной форме, только что по-хозяйски усевшихся в лодку, которую мы, между прочим, наняли за свои деньги, эти красные тряпки выглядели весьма зловеще. Перед глазами сразу начинает прокручиваться кино: танки победоносных красных кхмеров входят в Пномпень и начинается массовое кровопролитие.
Через несколько минут наша лодка остановилась. Новые пассажиры оживленно спорили о чем-то с нашим шкипером, указывая в сторону, совершенно противоположную той, куда нас несла река. Я посмотрел на Кри, надеясь, что он переведет их разговор, но он избегал встречаться со мной глазами. Он сосредоточенно смотрел в пространство, в одну точку. По желанию незваных гостей лодка изменила курс и, кашляя и лязгая мотором, свернула в какой-то ручей перпендикулярно основному течению. И уж тогда я не выдержал и рявкнул:
— Что случилось? Что, черт возьми, происходит?
— Короткий путь, — выдавил из себя Кри и тотчас же снова впал в кому.
Короткий путь! Я пришел в ужас. Когда это было, чтобы короткий путь приводил куда надо? В фильмах ужаса, по крайней мере, эти слова предшествуют вспарыванию животов, вышибанию мозгов, в общем, смертоубийству. Ни к чему хорошему «короткий путь» привести не может. А уж здесь, в Камбодже, вдруг оказаться в узкой, извилистой, забитой листвой канаве, черт знает где и черт знает с кем, да еще этот черт знает кто распоряжается тут… В общем, нельзя сказать, чтобы я чувствовал себя в безопасности. Я сверился со своим путеводителем и… не обнаружил на карте этого участка.
Мы плыли вверх по реке. Плыли долгие часы, и конца было не видно. Я знал, что до Баттамбанга добираться шесть часов. Мы плыли уже девять. Местность вокруг становилась все более пересеченной, а ручей делался все уже и уже. Мы с трудом, отмахиваясь от цеплявшихся за одежду лоз дикого винограда, продвигались в этой жиже — человеку тут было бы примерно по пояс. Эта поездка начинала напоминать путешествие из фильма «Апокалипсис сегодня». Пейзаж становился проще и примитивнее, все, что подавало какие-то признаки жизни, осталось позади, мы в отчаянии углублялись в чащу. Несколько встречных сампанов торопливо скользнули мимо. Люди сделали вид, что не видят нас. Заметив наших пассажиров в форме, они поспешно отводили глаза, и выражение их лиц не оставляло сомнений — они боялись. С берегов больше не кричали «Привет!» или «Пока!» — только быстрые взгляды, мгновенно каменеющие лица, холодная отстраненность, безразличие.