Знаменит древний китайский фарфор. Но не менее славен и европейский фарфор. А между тем его пришлось изобретать заново, потому что Китай отказался выдать секреты знаменитейшего из своих ремесел. И ведь изобрели! Искали нужные пески и глины, подбирали температуры в печах и режим остывания… Искали, зная, что цель в принципе достижима.
Люди учились друг у друга. Даже захваченное у врага копье с обработанным по-новому наконечником служило делу обучения. Даже стрела, унесенная в раненной ею руке, становилась предметом изучения.
Мы знаем случаи, когда найденная при раскопках посуда местная и по составу глины, и по способу обжига, а вот орнамент на ней чужой. Явное культурное заимствование.
Или другой пример. В девятом тысячелетии до нашей эры на территории Англии, Бельгии, Франции, Швейцарии и Южной Германии были в ходу гарпуны одного типа, с двумя рядами зубьев, мало того — всюду их украшали примерно одним и тем же орнаментом. На этой территории жили десятки, если не сотни, племен, каждое из которых мало что знало о большинстве других. Ни одно из этих племен явно не могло быть поставщиком гарпунов для всех остальных, для такого широкого обмена в ту пору еще не созрели экономические условия. Да и сами гарпуны почти всегда, очевидно, местного происхождения. Но наиболее удобная форма их была взята у «первооткрывателей» за образец ближними соседями, от тех перенята более дальними.
Медные и бронзовые вещи распространялись по миру в результате торговли. Десять или пятнадцать известных древних месторождений обеспечивали медью полмира — совсем то же положение, что сегодня с никелем или ниобием.
Мы дали целым эпохам имена бронзового и медного веков, но считаем, что главным материалом для орудий и в эти века еще оставался камень. Однако авторы книги «В поисках исчезнувших цивилизаций» считают нужным оговориться: «…медь — редкий и дорогой металл, медные вещи, даже сломанные, не бросали как бросали сломанный наконечник копья из кремня или кости, медь берегли так, как не берегли железо, которого было много везде. Вероятно, в эпоху бронзы найти на земле потерянную медную вещь было так же трудно, как и найти ее в наше время в грудах наваленного повсюду железного лома… Количественный анализ медных и бронзовых изделий не дает правильного представления о степени их распространенности. Качественный же анализ свидетельствует о несомненном и широком обмене».
Мы имеем основания считать, что основы железной металлургии были открыты в середине II тысячелетия до нашей эры одним из племен Закавказья. Собственно говоря, задолго до этого из метеоритного железа делали мечи и украшения, да и первые опыты с выплавкой железа из руд тоже были предприняты гораздо раньше. Только железо получалось сравнительно мягким и очень дорогим и использовалось почти только для украшений (сходная история произошла в XIX веке с алюминием). Подлинным началом железного века было открытие способа закаливать сыродутое железо. И это открытие, по-видимому, было достаточно сделать один раз. Некоторое время хеттская держава, под властью которой находилось племя первооткрывателей закалки, удерживала монополию и, вероятно, не выпускала из своих пределов мастеров. Но ни одна монополия не может держаться вечно. И через двести-триста лет после своего изобретения оружие и орудия труда из закаленного железа уже завоевали весь Ближний Восток, получили широчайшее употребление в Греции, начали свое путешествие в Индию.
Преимущества меди над камнем были бесспорны, но меди на нашей планете и вообще-то немного, а в доступном древним виде совсем мало. Медь шла почти только на оружие. Бронза тоже была слишком дорога.
Железная руда лежала под ногами всюду, а железное оружие давало такие неоспоримые преимущества, что железный век распространяется по планете с огромной скоростью. Там, где для распространения меди или повозки требовались тысячелетия, железу хватало сотен, а то и десятков лет. Лишь два или три века отделяют первые металлургические предприятия на Среднем Ниле от первых плавильных печей в Замбии. А ведь это путешествие идеи металлургии железа с севера на юг совершалось в неблагоприятных, тропических условиях.
Вот что говорит английский ученый и писатель Бэзил Дэвидсон в своей книге «Новое открытие Древней Африки»:
«Африканские народы могли бы распространяться и заселять континент и без железных орудий труда и железного оружия, но тогда этот процесс протекал бы значительно медленнее и гораздо менее успешно. Охотиться, обрабатывать землю, заниматься ремеслами, создавая изделия из дерева, кости и кожи, покорять леса и расправляться с врагами стало значительно легче, когда люди научились использовать железо… Как и во всех остальных частях нашей планеты, независимо от специфики местных условий железо в Южной Африке поставило общество на новую, более прочную основу, открыв путь к появлению городов и созданию цивилизации».
Для хеттов или, скажем, ассирийцев появление у них железа было важнее всего в военном отношении. Благодаря железу знакомый нам с пятого класса Ассурбанипал разгромил правивших Египтом нубийцев и захватил Египет у этих захватчиков, не успевших еще поднять свою технику на «должный» уровень.
говорит царь Ассаргадон в стихотворении Валерия Брюсова. В этих строчках звенят стальные мечи ассирийцев, перед которыми бежали армии, вооруженные бронзовыми мечами. С победителями железо пришло в Египет, сделалось достоянием и его населения.
В Месопотамии стали делать железные плуги и серпы. Но плодородную мягкую землю Месопотамии можно было обрабатывать и палкой, особенно если прикрепить к деревянной сохе кремневый наконечник (железо здесь не имело решающего значения для сельскохозяйственной техники). Зато когда железо добралось до Европы, уже в Греции и Италии с их каменистой почвой железный плуг был предметом первой необходимости, и это он — прежде мечей — сделал Рим претендентом на мировое господство.
Разумеется, по дороге кузнечное дело обогащалось, изобретение было дополнено важными деталями; тут появлялись мехи для усиленного снабжения кислородом, гам был применен вместо просто дерева древесный уголь, дающий более высокую температуру…
Каждое такое открытие тоже начинало передаваться из одной страны в другую. Народы взаимообогащались, а не оказывались в скучных ролях благодетелей и облагодетельствованных.
В древнем мире было гораздо меньше людей, чем сейчас. И совсем ничтожна была та их доля, которая могла отдавать свое время усовершенствованию техники. Рабам, обремененным тяжелым физическим трудом, заниматься этим было не к чему, рабовладельцам в основном было не до того. Свободный крестьянин-общинник был свободным лишь относительно. Свободные ремесленники и хозяева мастерских были, вероятно, тогдашним эквивалентом ученым и инженерам. А было их мало. И открытия и изобретения в ту пору делали куда реже, чем ныне.
Тем объективно выше для исторического прогресса оказывалась цена каждого открытия и изобретения. Тем важнее было соседям узнать о каждом серьезном рывке вперед, который мог иметь военное или хозяйственное значение.
Еще в древние времена случалось, что одно и то же изобретение делали — с разрывом в годы или десятилетия — в двух, трех или больше местах. Но и тогда к этому относились без особого восторга. Не исключено, что у древних была поговорка, аналогичная нашей: «Изобрел велосипед». И занятия этим не поощрялись — при условии, что можно было взять чужой «велосипед» в качестве образца. Если нет — его приходилось воспроизводить, используя описания путешественников.