Любому человеку естественно гордиться тем, что его страна подарила другим народам богатые плоды своей культуры, поделилась с ними открытиями.
Но и в том, чтобы брать лучшее у других, осваивать открытое другими, тоже нет ничего предосудительного.
Ведь умение учиться у других отнюдь не означает, что народ, принявший изобретенное другими, оказался неспособным сам создать данную культурную ценность. Наоборот! Вся история мира свидетельствует тысячами примеров: на новой почве растет только то, к чему эта почва уже подготовлена. Принимается на новом месте только то, что здесь уже в принципе могло быть изобретателем открыто.
И напротив, словно на камни падают семена открытий, до которых еще не дошел черед. Прекрасный пример — гончарный круг. После его изобретения в Передней Азии начинается медленное, но неуклонное движение гончарного круга в разные области мира. Археологи констатируют: через столько-то веков там-то, через столько-то веков там-то. В Греции и Италии, в Галлии и Англии утверждается гончарный круг.
А вот в некоторых местах Кавказа при раскопках находят следом за сделанной на круге керамикой снова лепную. Гончарный круг пришел туда, где время для него еще не назрело, не было разделения труда, на основе которого гончарное дело стало профессией. А когда каждый сам себя снабжает посудой, ему проще не возиться с гончарным кругом. То же самое буквально во всем, что касается техники. И не только техники.
А вот что сказал шотландский ученый Адам Фергюсон: «Характерная сторона жизни какой-либо страны редко переносится в другую страну до тех пор, пока почва для этого не будет подготовлена наличием сходных условий».
Надо добавить еще, что важную роль в отборе среди «чужих» ценностей любого рода играют этнические, культурные особенности народа.
Молочное животноводство, чрезвычайно важное для Европы, Африки, Индии, фактически до XX века почти не привилось в Китае и Японии. Мусульманские страны отвергли свиноводство, а в Индии в индуистских районах с их вегетарианскими воззрениями не получило развития мясное животноводство вообще.
Экономия сил, экономия времени, возможность использования своих изобретений в новых областях — да мало ли какие еще преимущества дает правильное использование чужого опыта. Именно поэтому наша страна уже давно стала участницей международных патентных соглашений. «Всякая нация может и должна учиться у других», — писал Карл Маркс в предисловии к «Капиталу».
Мы сегодня считаем естественным, что электроискровая обработка металла, предложенная советским изобретателем Лазаренко, используется во всех развитых странах мира. Что принципы, открытые Циолковским, стали основой ракетной техники во всем мире. Что теорию относительности Эйнштейна изучают физики всей планеты. Но ведь и три, и пять, и десять тысяч лет назад гениальные изобретения и изобретательные гении встречались не на каждом шагу.
Конечно, творчество всегда было коллективным, у автора изобретения и в древности бывали предшественники и последователи, готовившие почву для изобретения и совершенствовавшие его.
Каждое великое создание техники в своем законченном виде напоминает народную песню. Кто назовет по имени людей, придумавших слова и мелодию! Просто дыхание сотен обретает общий ритм и мелодию. Многие изобретения и открытия — именно такие произведения фольклора, только научно-технического, да еще созданные часто представителями не одного, а многих народов. В собирательных образах культурных героев, каждый из которых научил свой народ и земледелию, и ремеслу, и почитанию богов, люди чтили собственных предков, коллективных гениев.
И все-таки, если человеческая культура — лестница, то на каждую ступеньку кто-то должен шагнуть первым.
Поддерживая друг друга, народы поднимаются по лестнице познания.
Разумеется, великие изобретения могли и повторяться. Та же металлургия меди, даже если во всем Старом Свете у нее была одна-единственная родина (где-нибудь в Малой Азии, например), в Новом Свете была открыта самостоятельно. Это тем поразительнее, что медь играла в большинстве американских цивилизаций не слишком большую роль. Майя практически обходились без металлов. И все-таки металлургия была открыта.
А вот гончарное дело, возможно, Америка заимствовала из Азии. Древнейшая здесь керамика появляется на побережье Эквадора. Причем она до тонкостей сходна с современной ей керамикой культуры дземон древней Японии. Индейцы Эквадора лепили точь-в-точь такие сосуды и делали из них точь-в-точь такие узоры, как предки айнов, населявшие тогда Японию.
…Рыбачью лодку буря отбросила далеко от родных берегов, а течение и ветры пригнали к берегам чужим. Маленький исторический эпизод. Кучка айнов растворилась среди индейцев быстро, не оставив следов во внешности местного населения, не отразившись на его делении по группам крови. Как принадлежали южноамериканские индейцы по крови в основном к первой группе, так и теперь принадлежат.
Но след остался. Глиняные горшки! Банальной стала истина, что нет ничего прочнее битой посуды. Черепки проходят сквозь время.
Ну а если бы древние японские рыбаки не умели лепить горшки? Неужели так и осталась бы Америка без гончарного дела? Насколько можно судить, раньше или позже индейцы и сами бы начали лепить и обжигать горшки. Как зародилась металлургия, так должно было появиться и гончарство. Это неизбежно. Надо сказать, что многие историки упорно говорят о независимом от эквадорцев появлении гончарного дела в Мексике. Возможно, эта точка зрения и верна. Рядом с металлургией, рядом с ее обжигающим пламенем появление керамики в богатой глиной стране вопрос только времени.
Может быть, схожие положения относятся и к другому великому изобретению.
ПУТЬ КОЛЕСА
Многое поразило воображение европейцев в только что открытой ими Америке. Незнакомая природа, неслыханные сокровища, странные для них обычаи и обряды. И не меньше всего остального — тот факт, что американские цивилизации не знали колеса. Сегодня это по-прежнему удивляет и озадачивает, служит предметом острейших, дискуссий и почвой для отважнейших гипотез.
Целые научные теории были вызваны поэтому к жизни находкой в Америке нескольких детских игрушек. Кто-то слепил из глины повозку, повозку с колесами. Этот «кто-то» хотел доставить удовольствие ребенку, а доставил массу хлопот ученым.
То, что при раскопках не обнаружено пока ни настоящих колес, ни тем более остатков настоящих повозок, само по себе не значило бы еще, что ни тех, ни других в Америке не было. В общей сложности лишь десятки колес скифских времен найдены, например, в наших южных степях, хотя там в ту пору телег с колесами хватало. Можно еще вспомнить, что в нашем Новгороде найдена масса деталей саней и лодок, но даже замечательные консервирующие свойства новгородской почвы — самого большого в мире сейфа для хранения исторических ценностей — доставили нам пока всего одно колесо времени «Господина Великого Новгорода», и то относящееся к XI веку.
На самом деле, конечно, телеги в Новгороде использовались все время. Но реальность археологических находок отражает реальные местные черты: главными путями служили реки, летом по ним плыли, зимой ехали на санях. Конечно, съездить за сеном удобнее на телеге — но стоит ли только ради этого заводить телегу? Большинство новгородцев, по-видимому, думало именно так. Но у меньшинства-то телеги наверняка были, хоть от них даже и колес не найдено.
Однако в Мексике и Перу дело обстояло иначе. Реки там редко могли играть роль путей сообщения. К тому же об отсутствии там повозок мы можем судить не только по раскопкам. Испанцы, ворвавшиеся в эти страны в начале XVI века, телег или тачек не увидели. «Южноамериканский вариант» непохож на вариант «новгородский».
Может быть, игрушки, как и эквадорская керамика древнеяпонского типа, только память о давних «океанавтах», вольных или невольных? Они, рыбаки и земледельцы, не могли сделать по неумению настоящую повозку с колесами из дерева, но на игрушечную, глиняную, у них возможностей хватило. Это самый простой ответ. Но правильный ли?