А большой свод доказательств родства представил на суд лингвистов советский ученый Владислав Маркович Иллич-Свитыч. Иллич-Свитыч умер в тридцать два года — умер, уже успев стать большим ученым.
За задачу величайшей трудности взялся он, решив сопоставить между собой языки, давно потерявшие внешние связи друг с другом. Он извлек из небытия язык, по крайней мере, десятитысячелетней давности. Его труд, изданный в 1971 году, называется «Опыт сравнения ностратических языков».
Молодой ученый сравнивал языки всех шести семейств, разделенные многими тысячелетиями самостоятельного развития. Их родство было настолько дальним, что внешнее сходство казалось начисто утерянным. Деревья выглядели слишком различными, чтобы у них могла быть общая «корневая система». Но она была, и Иллич-Свитыч разглядел ее, очистил от наслоений и положил перед лингвистами мира словарь пранострати-ческого языка.
Язык как язык, с сорока двумя согласными и семью гласными. Грамматические формы здесь, судя по выводам продолживших работу Иллич-Свитыча ученых, передавались не окончаниями слов, а порядком слов в предложении и специальными служебными словами.
Словарь праностратического языка оказался поистине кладом не только для лингвистов, но и для историков. Ведь если в этом языке были слова, обозначающие те или иные явления, значит, люди, говорившие на этом языке, сталкивались с ними. И наоборот.
Словарь включил в себя термины, касающиеся взаимоотношений родов, которые берут жен друг у друга, причем внутри родов браки запрещены. Такой союз родов или групп в родах хорошо изучен этнографами на примере американских индейцев, аборигенов Австралии, некоторых малых народов нашей страны. В свое время характерные черты аналогичных союзов глубоко проанализировал Фридрих Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
А вот терминов, обозначающих раба и рабовладельца или как-нибудь иначе отражающих классовое расслоение, в праностратическом языке не оказалось. Это лишний раз подтверждает известное положение марксизма о том, что классовое общество не извечно, что оно возникло на определенном этапе истории. Этот этап в пору существования праностратического языка еще не был достигнут — и не мудрено, потому что в материалах словаря отсутствуют и термины, касающиеся земледелия или скотоводства, эти слова появились позже, вместе с самими земледелием и скотоводством, в языках — потомках праностратического, а не в нем самом.
А вот строительные термины в праностратическом языке были — сооружать себе жилища начали еще охотники и собиратели. Были и слова, которые в дальнейшем стали гончарными терминами.
Этот язык никак не моложе десяти тысяч лет. И никак не старше… двадцати-тридцати? Неизвестно. Ясно только одно. Если теория Иллич-Свитыча верна, то «праностратики» жили когда-то на небольшой территории, откуда разнесли свой язык по трем частям света.
Итак, перед нами снова великие путешествия языков-ветвей по мере их отделения от общего ствола.
Да, большею частью язык путешествует вместе с народом, как его верный спутник. Но на новом месте язык можно и «потерять», а точнее, «променять» на другой. Язык можно было передать завоеванным племенам, но иногда он передавался и просто соседям, подвергавшимся культурно-хозяйственному влиянию пришельцев (вспомните пример с эвенками!).
Иллюстрирует это замечание и судьба так называемых международных языков.
Тот факт, что в Римской империи латынь приняла на себя и функцию языка-посредника, сохранив ее затем в средневековье, понятен и объясним. Вот что писал об этом Фридрих Энгельс:
«По всем странам бассейна Средиземного моря в течение столетий проходил нивелирующий рубанок римского мирового владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченной латыни; исчезли все национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков — все стали римлянами».
Язык завоевателей поневоле приняли как общий язык жители севера, юга и запада Средиземноморья, на его основе развивались затем языки Южной Европы, на нем же писали богослужебные книги католики. Другого претендента на звание языка-посредника в это время и в этой части мира просто не было.
Но вот в Месопотамии и на большей части Ближнего и Среднего Востока международным языком на какую-то часть I тысячелетия до нашей эры и I тысячелетия нашей эры стал арамейский. А арамеи отнюдь не были ни самым многочисленным, ни самым победоносным народом Передней Азии. Они не смогли даже создать на сколько-нибудь продолжительное время собственного сильного государства. И тем не менее их язык стал языком дипломатов и купцов.
Перед арамейским языком отступили и некоторые коренные языки стран между Средиземным морем и Персидским заливом. А все дело в том, что много арамеев занималось торговлей, в понимании их языка оказались заинтересованы покупатели и продавцы, с этим языком оказался в значительной степени связан обмен культурными ценностями.
Важно и то, что в великой державе древних персов VI–IV веков до нашей эры именно арамейский, а не персидский, как, казалось бы, следовало ожидать, язык стал официальным государственным языком, на нем писали и налоговые квитанции (говоря современными терминами), и судебные постановления, все канцелярское делопроизводство от Западной Индии до Малой Азии велось на том же арамейском языке. Видимо, хозяева Персидской империи слишком быстро ее создали, их язык еще не был готов принять на себя связанные с новым положением народа обязанности и права. А может быть, персы меньше ценили свою родную речь, чем римляне латынь. Но, для того чтобы арамейский язык оказался годен для роли официального языка империи, его уже должны были знать многие люди во многих частях державы.
ВСТРЕЧА И БОРЬБА
Когда встречаются народы, говорящие на разных языках, языки тоже контактируют между собой. И вот тут законы встречи изучены лингвистикой довольно хорошо. Настолько хорошо, что в книгах по языкознанию в соответствующих разделах появляются почти математически короткие и точные формулы.
Например, соприкосновение языков неизбежно влечет за собой взаимопроникновение. Или вот другое: язык легче уничтожить, чем сверх определенной степени изменить.
Случалось, что ту или иную страну завоевывали враги и утверждались в ней.
Исход войны между двумя народами уже решен, победа занесена в хроники, страна меняет порою даже название, послушно или в борьбе принимая имя своих покорителей. Но язык-домосед сопротивляется. Дома и стены помогают!
Бывает, что победители насаждают свой язык насильно. Меч против слова. Бывает, что язык бывших хозяев страны просто объявлен низким и презренным, считается присущим лишь низшим. Бывает, что за принятие нового языка следует ждать награды от победителей. По-всякому бывает в истории.
Есть в прошлом Англии дата, которую знают все британцы. Это 1066 год — дата битвы при Гастингсе, где войска нормандского герцога Вильгельма разбили армию англосаксонского короля Гаральда. Вильгельм имел некоторые права на английский престол и в первое время после победы пытался даже изобразить, что произошла лишь смена династии, что он истинный король англосаксов. Сейчас трудно судить, насколько долговременной, по планам Вильгетьма, должна была быть такая политика, направленная на примирение с местным населением. Она, во всяком случае, не удалась, потому что народ и уцелевшие саксонские феодалы продолжали бороться с новой властью. И тогда Вильгельм стал вести себя как правитель завоеванной земли.